Временщики и фаворитки XVI, XVII и XVIII столетий. Книга II

— Когда мои войска, — начал он, устремив на Баффо суровый взгляд, — овладели венгерской крепостью Агрией, начальник янычаров, вопреки обещанию пощадить гарнизон, перерезал гяуров до единого человека… За это я велел отрубить ему голову, и янычары не только не возмутились, но еще прославляли мое правосудие!

— Помню я это, — отвечала Баффо, — и, вероятно, ты не забыл что я одобряла твой справедливый поступок.

— Сегодня та же справедливость требует от меня новых жертв и я принесу их справедливости.

Султанша вздрогнула, в голосе Магомета звучала небывалая решимость.

— Кем же ты пожертвуешь? — спросила Баффо.

— Теми, которые беспрекословно повиновались тебе, угнетали народ и довели его до мятежа. Что же касается до тебя самой, оставляя тебе твой титул, дав тебе соответствующее титулу твоему содержание, я попрошу тебя удалиться в загородный дворец Кутайи и навсегда отказаться от управления царством Оттоманским… Таково мое решение, и оно непреложно!

Могущество Баффо было разрушено в прах, и с этого дня она исчезла с политического горизонта. Визирь и многие паши, по повелению султана, были повешены, и смерть их усмирила народное волнение, по крайней мере, в Константинополе… Мятежи в азиатских областях еще продолжались по самый день смерти Магомета III — 9 декабря 1603 года.

Старинная летопись, из которой мы почерпнули данные для нашего рассказа, умалчивает о последних годах жизни султанши Баффо… По всем вероятностям, она спокойно умерла в своем заточении, припоминая минувшее свое могущество и падение. Биография этой замечательной женщины наводит на мысль об уживчивости человека вообще, женщины в особенности, с самыми неприятными обстоятельствами. Баффо в самый день своего плена могла умереть подобно римской Лукреции; но она предпочла позорную жизнь геройской смерти; будучи наложницею султана, она могла умертвить его в своих объятиях, но и на это не была способна венецианка, сумев из своих позорных цепей выковать себе корону и быть царицею именно в том государстве, в котором царский трон недоступен женщине.

ФРАНЦИСК МЕДИЧИ, ВЕЛИКИЙ ГЕРЦОГ ТОСКАНСКИЙ АНТОНИО СЕРГУИДИ. — БЬЯНКА КАПЕЛЛО. — ПЬЕТРО БОНАВЕНТУРИ. — ВИТТОРИО КАПЕЛЛО (1564–1587)

Четыре позорных пятна на памяти человека, достойного уважения потомства за свою пламенную любовь к наукам и покровительство изящным художествам! Франциск Медичи имел бы полное право на прозвище Великого, если бы вместо политической сферы посвятил себя исключительно ученой или артистической деятельности.

Отец его, герцог тосканский Козьма I, утомленный делами правления, в 1564 году передал власть свою ему, Франциску, возлагая на способности последнего самые блестящие надежды. От природы умный, но не лишенный и порочных наклонностей, Франциск, воспитанный матерью — гордой и суеверной испанкой, с малых лет усвоил все ее недостатки. Недоверчивый, подозрительный, скрытный, Франциск Медичи мог назваться миниатюрной копией Филиппа II испанского. Весь род человеческий он делил на два разряда, питая к одному ненависть, к другому презрение. Аристократия, по мнению Франциска, была опаснейшей и вредной кастой, а простой народ — глупым стадом, которое следует стричь догола и доить до крови. С подобными воззрениями, само собою, герцог с первых же дней своего воцарения навлек на себя всеобщее неудовольствие. С утра и до глубокой ночи проводя время в своем учебном кабинете или в алхимической лаборатории, Франциск уделял час-другой государственным делам, решая их вкривь и вкось, лишь бы только спустить их с плеч долой. Благо подданных, смягчение участи простого народа, искоренение злоупотреблений — над всеми этими вопросами Франциск никогда не задумывался; важнее всего герцога занимало разрешение задач алхимических, обретение философского камня, эликсира бессмертия и живой воды, способной возвращать жизнь усопшим. В дымной, загроможденной разными снарядами лаборатории Франциск неутомимо плавил металлы, вываривал эссенции, составлял тинктуры и даже пережигал в золу целые человеческие остовы. Эти занятия, сумасбродные в наше время, в тот век привлекали на себя внимание ученейших и умнейших людей. Независимо от алхимии, своей любимой науки, Франциск вообще страстно любил естествознание: вел переписку с Петром Маттиоли, знаменитым переводчиком Диоскорида, и Улиссом Альдровандусом — итальянским Плинием… Альдо Мануччи внук и наследник славного типографа, был также постоянным корреспондентом герцога Франциска Медичи. Скупой до скаредности, последний не жалел расходов каждый раз, когда дело шло о приобретении дорогого издания, ученого манускрипта, редкости естественной или художественного произведения. Оставляя без внимания просьбы своих подданных об оказании им милости или правосудия, герцог осыпал своими щедротами только ученых и художников; только для них и были постоянно открыты двери его приемной. Злые языки, намекая на коллекции естественной истории, собираемые герцогом, говорили: