Временщики. (Судьба национальной России: Ее друзья и враги)

До Петра I грамотные люди изучали первоисточники, то есть сами летописи, поскольку обобщающих работ ещё не существовало.

Читаем в известном труде профессора петербуржской духовной академии Михаила Осиповича Кояловича (1828-1891) "История русского самосознания по историческим памятникам и научным сочинениям":

"В этом удостоверяет нас чрезвычайное множество летописных списков, сохранившихся до настоящего времени, и весьма ограниченное обращение в нашем послепетровском обществе издававшихся летописей. Когда в сороковых годах (1840-х – Ю.В.) археологическая комиссия приступила к изданию летописей, то для издания только начальной летописи или временника Нестора она имела у себя под руками 150 летописных списков. Ей присылали их из разных мест целыми десятками. Почти в каждом замечательном монастыре есть один или даже несколько

летописных списков…

Самый большой удар летописной деятельности, даже списыванию летописей, нанёс, без сомнения, Пётр I, когда запретил в духовном регламенте простым монахам держать в келии бумагу и чернила. Впрочем, и в эти трудные времена летописи все-таки писались…

За это время, когда наши летописи свободно составлялись и служили главнейшим выражением книжного русского самосознания, они имели теснейшую связь с нашею государственностью… С развитием московского единодержавия объединяются и летописи, – является по преимуществу сборный, сводный характер летописи…" [178]

И о нашей жизни словами почтенного историка Сергея Михайловича Соловьева (1820-1879): "…народный дух страдал, чувствовалась измена основному жизненном правилу… чувствовалась самая тёмная сторона новой жизни, чувствовалось иго с запада, более тяжкое, чем прежнее…" (Коялович, С.362).

Одновременно полезные сведения о русских черпались из сочинений иностранных авторов, побывавших на Руси [179].

В своих лекциях Михаил Осипович якобы занимал выражение противосемитскую и противопольскую стороны, о чём спешит насплетничать "Советская историческая энциклопедия" (по духу совершенно нерусская), что не отвечает смыслу дел этого человека. Коялович защищал Россию. И оно так и есть: ни одного противоеврейского высказывания или какой-либо двусмысленности в этом главном труде Кояловича я вообще не обнаружил. Книга наполнена лишь любовью к России. Перед нами прежде всего крупный и самостоятельный учёный, который отстаивал немарксистское положение о единстве интересов русского народа с русской аристократией, включая в русский народ и украинцев с белорусами. Коялович намеренно пренебрегал социальными вопросами при изучении архивов. Мало кто на Руси так славно знал летописи, как Михаил Осипович. Борьбу классов он вообще не признавал. Все сложности исторического процесса для него заключались в национальном вопросе: народы ищут место, народы расширяют свои просторы, народы сражаются, возвышаются, гибнут или стоят, как Россия…

Отсюда для нас вытекает главнейший вывод о важности сбережения народа.

Занимаясь наукой об истории, Михаил Оспипович приходит к выводу о том, что все лучшие историки, исследуя углубленно историю России, непременно приходят к славянофильству (славянолюбству). Это светлый и достойный взгляд на своё место в народе.

Мы из своего времени можем с полным основанием присоединиться к выводам Кояловича.

Мы говорим:

Конечно же, праматерь жизни людей – нация. Всё прочее не в состоянии решить ни одного коренного вопроса для государства и в борьбе лишь подпирает, может усилить национальное, что огненным клином рассекает мглу времени, единственно сберегая и сохраняя людей и народ (уже одна общность языка чего стоит). Под соединённым ударом Запада только нация ещё не даёт России растечься киселём по всем народам и государствам.