Времетрясение. Фокус-покус

Вот мой ответ: «Вам, наверное, будет полезно прочесть плутовской роман Сола Беллоу «Приключения Оги Марча». Насколько я помню, в конце герой понимает простую истину, что не нужно ставить перед собой непосильные задачи и пытаться прыгнуть выше головы. Мы должны заниматься тем, что для нас естественно и интересно, тем, для чего мы предназначены».

«Что касается притягательного обаяния физики: самые увлекательные из всех предметов, которые преподают в старшей школе или в университете, – это механика и оптика. Однако за этими веселыми дисциплинами стоят хитроумные интеллектуальные игры, и чтобы играть в эти игры, нужен врожденный талант, как для игры в шахматы или игры на валторне».

«Теперь о врожденном таланте. В своих выступлениях я говорю о нем так: «Если вы едете в большой город, а университет – это и есть большой город, вы обязательно встретитесь с Вольфгангом Амадеем Моцартом. Так что сидите дома».

То же самое можно сказать по-другому: ты можешь считать себя шибко умным, ты можешь считать себя мастером своего дела, может быть, даже не без оснований, но рано или поздно ты встретишься с кем-то, кто окажется лучше тебя – с кем-то, кто, попросту выражаясь, тебя порвет.

В десятом классе у моего школьного друга Уильяма Г. К. Фэли по прозвищу Прыг-Скок – он теперь на Небесах, вот уже четыре месяца как – были все основания считать себя непобедимым чемпионом по настольному теннису среди старшеклассников. Я сам неплохо играю в настольный теннис, но с Прыг-Скоком мне было нечего и тягаться. Он так закручивал мяч на своих подачах, что они были в принципе неберущимися. Как бы я ни старался отбить подачу Прыг-Скока, я заранее знал, что мяч полетит мне в нос, или в окно, или обратно на фабрику – куда угодно, но только не на стол.

Но когда мы учились в девятом, Прыг-Скок однажды сыграл с Роджером Даунзом, нашим одноклассником. Потом Прыг-Скок сказал: «Роджер меня порвал».

Спустя тридцать пять лет после этого случая я читал лекцию в одном университете в Колорадо, и в зале сидел – кто бы вы думали? – Роджер Даунз! Роджер стал преуспевающим бизнесменом и весьма неплохим теннисистом, которого уважали соперники. Я поздравил его и напомнил, как он когда-то преподал Прыг-Скоку урок настольного тенниса.

Роджеру ужасно хотелось знать, что сказал Прыг-Скок после того поединка. Я ответил: «Прыг-Скок сказал, что ты его порвал».

Роджер был страшно доволен.

Я не спрашивал, но, думаю, Роджер знал не понаслышке, каковы ощущения, когда тебя «рвут». Жизнь – это эволюционный эксперимент, или «форменное дерьмо», как называл ее Траут, так что Роджер наверняка и сам не раз вылетал с теннисных соревнований с уязвленным, вусмерть порванным самолюбием.

* * *

Еще одна новость этого летнего дня, точно посередине повторного десятилетия, под конец августа, в преддверии очередной осени: у моего старшего брата Берни, прирожденного ученого, который знает о грозовом электричестве больше, чем кто бы то ни было, неизлечимая форма рака, на такой стадии, когда три всадника онкологического апокалипсиса – хирургия, химиотерапия и облучение – уже бессильны укротить болезнь.

Берни пока что чувствует себя хорошо.

Сейчас еще рано об этом говорить, но когда Берни не станет – Боже упаси! – его прах не должен лежать на кладбище Краун-Хилл вместе с Джеймсом Уиткомом Райли и Джоном Диллинджером, которые принадлежали только Индианаполису. Берни принадлежит всему миру.

Его прах надо развеять над огромной грозовой тучей.

39

Итак, Роджер Даунз из Индианаполиса жил в Колорадо. Я, тоже из Индианаполиса, сейчас живу на Лонг-Айленд. Прах моей покойной жены Джейн Мэри Кокс, которая тоже из Индианаполиса, покоится под корнями цветущей вишни в Барнстейбле, штат Массачусетс. Эта вишня видна из пристройки, которую Тед Адлер построил своими руками, а потом посмотрел на нее и сказал: «Черт возьми, неужели я сам это сделал?»

Бенджамин Хиц, бывший шафером на нашей с Джейн свадьбе в Индианаполисе, сейчас вдовец и живет в Санта-Барбаре, штат Калифорния. Той весной Бен встречался с моей двоюродной сестрой. Сейчас она вдова и живет в Мэриленде. Моя родная сестра умерла в Нью-Джерси, мой родной брат, хотя он пока еще чувствует себя хорошо, умирает в Олбани, Нью-Йорк.

Дэвид Крейг, мой друг детства – тот самый, который вырубил музыку в немецком танке во время Второй мировой войны, – сейчас живет и работает в Новом Орлеане. Моя двоюродная сестра Эмми, чей папа сказал мне, когда я вернулся с войны, что я теперь настоящий мужик – Эмми, с которой мы выполняли на пару лабораторные работы по физике в старших классах Шортриджской средней школы, – тоже живет в Луизиане, всего в тридцати милях к востоку от Дэйва.

Диаспора!

Почему мы покинули родной город, построенный нашими предками, город, где наши семьи пользовались уважением, где мы знали каждую улочку, где звучала знакомая речь, где, как я сказал прошлым летом в своем выступлении на встрече выпускников Университета Батлера, было все самое лучшее и самое худшее, что есть в западной цивилизации?

Страсть к приключениям!