Время АБРАКадабры

– Не более года, – резко ответил Джемаль и напрягся в кресле. – Запишите: не более! Итог – безусловная военная победа США.

Вуаве старательно записал. Удивительно, что он предпочитал пользоваться карандашиком, а не современным диктофоном, надежно фиксирующим каждое слово интервью.

– Скажите, мистер Джемаль, – со странноватой интонацией проговорил интервьюер, – а как можно прокомментировать этот вопрос с гендерной точки зрения?

Джемаль не удивился, пожал могучими покатыми плечами, сунул в рот сигару и почесал отозвавшуюся жестяным скрипом бороду.

– Соединенные Штаты – мужчина, Европа – женщина.

– Но статуя Свободы, мистер Джемаль?

– Вы посмотрите на ее лицо, вырубленное из полена, – возмутился Джемаль. – Не верится даже, что ее создали французы. Нет, Америка никогда не была «женской» страной. Это страна ковбойских шляп, потных сапог, виски, сигар и безграничного мужского менталитета. В Европе хотя бы были великие императрицы – Мария-Терезия, Мария-Антуанетта, королевы Виктория и Елизавета. А в Америке только президенты, одинаковые, как картонные фигурки. Женщина в США, несмотря на иллюзорное равноправие, всегда глупая, толстая домохозяйка, «дура-баба», как говорят русские, либо резиновая безмозглая кукла-фотомодель. Поэтому с символической точки зрения победа Европы будет победой Женщины. Я бы даже сказал, это будет победой Лилит.

При этих словах его собеседник усмехнулся, а темные, цвета жженого ореха, как у многих ливанцев, глаза блеснули.

– Вы имеете в виду то самое темное место в первой Книге Бытия, мистер Джемаль?

– Да, мистер Вуаве, – ответил Джемаль и процитировал:

– «И создал Бог / Человека по образу Своему, / по образу Бога. / Он создал его, / самцом и самкою. / Он создал их». Как вы, наверно, знаете, в библейских переводах Септуагинты имя «Лилит» выпало, потому что, созданная равной Адаму, она не соответствовала концепции древнеиудейского брака, где бунт женщины невозможен. Кстати, поэтому в программных политических установках современного Израиля так много американских, маскулинских мотивов. Так вот, когда Адам отказался делить брачное ложе с наивно требующей полного равноправия гордячкой, Бог создал ему глупую курицу – Еву. Европа – это образ той самой сбежавшей Лилит, Старый свет – как прародина Америки, которая должна быть равноправной и может вернуть это равноправие.

Джемаль замолчал. Достал из внутреннего кармана дорогого пиджака от Cardoni плоскую фляжку, отвинтил крышечку и сделал несколько добрых глотков. В комнате запахло отличным шестилетним виски.

Собеседник Джемаля отложил карандашик. Стало видно, что у Вуаве тонкие, жилистые пальцы, почему-то не смуглые, а белые, даже синеватые. Они были украшены массивными серебряными перстнями, один из которых отдаленно напоминал треугольник.

– Бог послал за сбежавшей Лилит ангелов: Сена, Сенсина и Семангелофа, – задумчиво проговорил он, наблюдая за Джемалем, завинчивающим крышечку фляжки, – и повелел превратить ее в море паров. Лилит отказалась вернуться, предпочтя стать паром, но остаться свободной и независимой. Красивая легенда! И все-таки, мистер Джемаль, в одном из интервью вы говорили о посредниках.

Политолог энергично махнул рукой, и комочек пепла сорвался с сигары на ковер.

– Да! Я говорил, что во время этой войны в Европе вырастает роль посредников. В эпоху первого расцвета европейского могущества ими были иезуиты, во время второго – масоны. Тайные ложи, тайные убийцы, отравления, любая тайная жизнь… С символической точки зрения это посредники, обеспечивающие торг, допустимый в каждой классической войне. В США таких посредников нет и никогда не было. Прагматизм американцев выхолащивает идею любого тайного братства. А Европа привыкла создавать такие инфернальные конструкции, которые обеспечивают победу какого-нибудь Джузеппе Тосканского над Карлом Савойским не только мечом, но и силой тайной дипломатии. Извивы женской логики, хитрости и коварства – вот чем сильна Европа. В принципе, это я и имел в виду, говоря о посредниках.

Вуаве пружинисто поднялся. Золотой карандашик и блокнот он уже спрятал. Протянул Джемалю бледную кисть для рукопожатия.

– Благодарю вас, мистер Джемаль, за отличное интервью. Я завтра передам его в Женеву, и думаю, следующий номер «Панъевропейского обозрения» выйдет уже с вашей статьей. Можно ли будет сегодня прислать вам интервью на сверку?

Ливанец знал, о чем говорил. Джемаль потряс его руку, мотнул черной, бородатой головой-шаром и ответил:

– Не стоит, мистер Вуаве. Я вам доверяю. К тому же, если вы исказите мои слова, это будет только поводом, чтобы ко мне пришел следующий интервьюер – за уточнениями! Успехов вам!