Время алых снегов

Он деловито вынул из кармана сигареты и зажигалку, прикурил не таясь, с наслаждением затянулся и приложил огонек сигареты к воспламенительному шнуру взрывпакета. Бросал лежа; до бронетранспортера взрывпакет не долетел, однако на сожаления времени не оставалось. Подняв автомат, отвел затвор, не целясь направил ствол на шелест в камышах и, нажав спуск, не ослаблял пальца, пока не кончились патроны в магазине.

Выстрелы и крики постепенно удалились, и Плотников оторвался от пулемета, обессиленно провел ладонью по лицу. Учение-то учением, а чувствуешь себя, как зверь в облаве.

— Что это, товарищ старший лейтенант? — негромко спросил Оганесов.

— Наши. Не знаю кто, но это наши...

— Нет, я не про то, — горячо зашептал Оганесов.— Вон там... движется...

Плотников крутанул перископ назад. Над рекой плыл слабый туман, он уже хорошо различался в сумерках, однако и мешал наблюдению. Худо, если усилится. Размытые тени машин скользили по реке, и трудно сказать, сколько же до них: двести метров или все пятьсот, — мешал тот же туман.

—- Плавающие автомобили. Или бронетранспортеры.

— Нет, товарищ старший лейтенант, еще дальше. Напротив седловинки... Два раза уже двигалось. Погодите, вот сейчас... Видите?

Не столько зрением, сколько всей своей беспокойной настороженностью, обострившимся шестым чувством Плотников угадал и слабый росчерк воэдухопитающей трубы над серой, стеклянной поверхностью реки, а потом и водяной бугор над башней идущего к берегу танка. Там шла переправа. Шла, быть может, к концу. Там могла находиться даже основная трасса, а здесь — запасная. Или ложная, рассчитанная на такого вот лопоухого соглядатая, который приплывет по воде и зацепится близ первых попавшихся знаков караулить кота в мешке...

Позже, возвращаясь к этой трудной минуте, Плотников понимал, что поступил он не так, как поступил бы профессиональный разведчик. Он просто перестал быть разведчиком, став только политработником, который в критическую минуту прибегает к последнему средству: подняться во весь рост перед цепью стрелков и увлечь их за собой — к смерти или победе. Еще не отдавая себе отчета, как поступить, но уже готовый на самый отчаянный шаг, он рвал из планшета карту, искал на ней седловинку ниже излучины, ставшую ориентиром переправы, и кричал водителю во весь голос:

— Заводи, Оганесов! Гони по течению во весь дух, гони!..

Зачем ему нужно было к переправе, Плотников тоже еще не знал — просто он не мог не броситься навстречу опасности, как будто два человека в легко бронированной машине могут остановить колонну танков, способную сокрушить, быть может, не один полк...

На его вызов «Туча» отозвалась мгновенно — он потребовал ответа, ибо сейчас непременно должен был знать, что его слышат.

— Вторая переправа в квадрате тридцать два, четырнадцать, девять, — заговорил Плотников открытым текстом, потому что кодировать уже не было смысла. — Тридцать два, четырнадцать, девять, — повторил он.

Когда перевел станцию на прием, услышал сверлящий визг, прерываемый всплесками дикого треска — «противник», знавший теперь его волну, включил помехи на всю мощь.

Плотников тотчас перешел на запасную, но «Туча» молчала. Значит, услышала и не хотела выдавать вторую волну...

Машина вошла в тень прибрежного увала. Черная, как вороненая сталь, вода в стекле перископа неслась навстречу.

Однако Плотников скоро заметил: берега уходят назад слишком медленно, хотя двигатель выл с жалобным надрывом, словно просил пощады. Наверное, со стороны машина походила на выбивающуюся из сил рыбу, в спину которой мертвой хваткой вцепилась захлебнувшаяся скопа — камышовые «ковры» волоклись по воде, тормозя движение. У Плотникова вспыхнуло желание выскочить наружу, полоснуть ножом по связкам «ковров», как будто от того — доберутся они до переправы минутой раньше или позже — что-то изменится. Через сотню метров пути Алексей понял: одним яростным желанием вмешаться в происходящее изменить ситуацию нельзя. Их расстреляют и потопят, как только заметят. И не нырять же с гранатами на дно, чтобы остановить танк и закупорить трассу: невозможно, нелепо, бесполезно...

«Туча» молчит. Ей потребуется время подготовить точный удар, и «противнику», возможно, хватит этого времени, чтобы переправить танки. Плотников представил, как они расползаются по лощинам плацдарма, подходят в сумерках к переднему краю, скапливаются на исходных позициях, чтобы гигантской пилой врезаться в оборону «восточных». И пехота, словно текучий цемент, всосется в пробитые бреши, обложит опорные пункты, удушая их в глухом плену...

«Хорошая позиция важнее храбрости», — вспомнились слова командира. «Важнее храбрости»?

У него была превосходная позиция, а вот не помогла — проглядел. Значит, не все дело в позиции, еще и умение надобно, и храбрость — тоже. Теперь ставка на храбрость. Но велика ли ей цена, если очертя голову кидаешься на противника, сам не зная зачем? Зачем?..

Как же ему не хватало пока чисто командирского свойства: решать мгновенно!

...«Тебе плохо, Алеша? У тебя неприятности?..»