Время Анаис

— Вы не желали думать об этом, но предчувствовали надвигающуюся катастрофу, потому-то вы жадно разглядывали бедные дома квартала Жавель, где, как вам представлялось, вы обрели бы уверенность. Вам требовалось набивать цену, доказывать, что чего-то стоите. Вам было не по себе, вы были бессильны в общении с людьми, как это произошло и с молодой женщиной из Лиможа.

Нахмурив брови, Бош внимательно слушал, готовый поправить профессора, если тот ошибется.

— Вам было не по себе и на улице Бержер, и там, где вы жили прежде.

— Вы так думаете?

— Вы признаетесь, что решили однажды отомстить. За что отомстить? Да за собственный страх. За чувство неполноценности, которое принижало вас в собственных глазах и которое вы пытались забыть в обществе продажных женщин.

— Это естественно. Ведь я же нормальный человек. Разве я сумасшедший?

— Анаис вы уже отомстили.

Едва слышно Бош пробормотал:

— Мне так хотелось добиться чего-то! — Затем с внезапной яростью прибавил: — Если вы это поняли, то должны понять и то, какое зло причинил мне Серж Николя. Я старался обрести уверенность в себе, старался изо всех сил, убежденный, что однажды добьюсь своего, что я на это способен, что я выбрал верный путь. Самые черные дни остались позади. Я начинал жить. Вот что он мне внушал. А сам знал, что все обстоит иначе, его занимали лишь собственные интересы. Он подобрал меня на улице. Ему было все равно, я это или кто-то другой. Об этом я узнал лишь вчера. Подобрал, потому что уже спал с Фернандой, потому-то это его устраивало. А может, чтобы доставить ей удовольствие… Он позволил мне нестись во весь опор навстречу мнимой новой жизни, опираясь на обретенную мною по его милости уверенность. Преследуя свои собственные интересы, он толкал меня все дальше и дальше, и однажды я проснулся бесчестным человеком, которого одурачили. Не кто иной как Серж произнес те самые слова. Произнес их, обращаясь к господину Озилю, который опасался, что я могу узнать об их махинациях.

«Бош?! Да оставь ты! Бояться нечего! Это надутый дурак!

Такие люди ни о чем не подозревают, ни на что не реагируют».

«Надутый дурак! Тем хуже для него. Пусть сядет за решетку или подохнет!»

Вот почему, господин профессор, я решил его убить. После того, как я случайно услышал эти слова, я понял. Иного выбора у меня не было. У меня больше не оставалось ничего, за что я мог бы зацепиться. Даже за себя самого. Дело в том, что… Видите ли… На сей раз я скажу вам все. Хотя прежде и не смел признаться: Так оно и есть на самом деле!

Пристально разглядывая присутствующих, Альбер не замечал, что плачет. Горло сжалось, из глотки вырвался хриплый, нечленораздельный возглас. Он кинулся бежать и, ударившись о стену, закрыл руками лицо.

9

Альбер чувствовал себя опустошенным и измученным, словно перенес операцию. И еще испытывал грусть. Но она не удручала его.

Вначале он был рад снова оказаться в камере. Хорошо, что всякий раз его приводят в одно и то же помещение, хотя здесь, во Дворце правосудия, он лишь временный житель.

Бош лежал на спине, вытянувшись во весь рост, и смотрел на зарешеченное окошко. Когда же это произошло — накануне или третьего дня? Он не помнит. Да и какое это имеет значение! Альбер не жалел о том, что столько рассказал о себе. И все же, едва выйдя из аудитории, он понял, что многое не успел объяснить. Все гораздо сложнее, чем могли представить себе его слушатели. У Альбера возникло опасение, что у них сложилось о нем превратное мнение. Ведь чтобы добраться до сути, понадобится не один сеанс. А что если встретиться с профессором с глазу на глаз? Но странно, что он до сих пор не знает его фамилии. Никто ее не называл. Не забыть бы спросить у метра Уара. Кстати, адвокат собирался принести газеты, наверняка фамилия профессора будет упомянута.

И тут же Альбер подумал, что адвокат будет для него лишь обузой. Что они могут сказать друг другу, в конце-то концов? Между ними нет ничего общего. А как забавно Уар смотрит на него! Должно быть, недалекий человек. Вообще-то он молодец, вот только никак не может отделаться от ложных представлений. Судебный следователь тем более. Этот даже не вправе отказаться от своей роли.

Лишь теперь впервые осознав свое положение, Альбер встревожился. С минуты на минуту должен прийти метр Уар, чтобы отвести его к Базену, где все будет так же, как и накануне или третьего дня. К чему продолжать волокиту? Ведь они на разных языках разговаривают.

Через несколько недель или месяцев судебный следователь отстанет, дело передадут в суд присяжных, где действия его, Альбера, будут обсуждать примерно в тех же выражениях, что и газетчики.

К чему? Даже противно. Что ни скажи, что ни сделай, все равно судебные крючки не захотят его понять, только обвинять станут, приводя свои глупые доводы.