Время Андропова

В опубликованном в газетах заявлении Андропова 25 ноября 1983 года явно сквозила попытка спасти лицо и переложить ответственность за провал переговоров в Женеве на США. Содержалась и угрожающая фраза о принятом Кремлем решении о размещении советских ракет на территории ГДР и Чехословакии и обещание развернуть советские ядерные средства «в океанских районах и морях»[1855]. Но это заявление уже никого и ни в чем не могло убедить, это был акт отчаяния и признание проигрыша.

Конечно, все ответы Андропова на вопросы корреспондентов и публиковавшиеся от его имени заявления в центральных газетах были плодом коллективного творчества. Для Андропова готовились проекты этих ответов и заявлений. Он лишь их редактировал, правил, после чего их выпускали в свет.

На сессии Верховного Совета СССР по докладу секретаря ЦК Бориса Пономарева от имени Комиссий по иностранным делам Совета Союза и Совета Национальностей 29 декабря 1983 года была принята специальная резолюция о международном положении и внешней политике СССР. Во всем винили Запад: «Человечество предупреждено о грозящей миру опасности, порождаемой безрассудной, воинственной политикой империализма. Эта политика проявляется прежде всего в стремлении США и их союзников по НАТО во что бы то ни стало сломать сложившееся военное равновесие, которое служит основой международной безопасности, в развертывании в Западной Европе новых американских ядерных ракет, что сделало невозможным продолжение переговоров в Женеве»[1856].

Позднее Корниенко признал допущенные Кремлем ошибки в истории с ракетами средней дальности: отказ сесть за стол переговоров, «пока не будет отменено решение НАТО», затем «пока не будет приостановлено его осуществление», потом «хлопанье дверью» на переговорах. Корниенко пишет: «Это было неразумно даже по меркам традиционного мышления»[1857]. Да и Устинов в разговоре с ним признал — зря тогда не попытались договориться со Шмидтом, добавив: «Но что же ты хотел от меня, если тебя не поддержал твой собственный шеф?»[1858].

Справедливо было замечено об истории появления «першингов» в Европе: «Близорукая политика советских стратегов фактически своими руками поднесла американский нож к собственному горлу»[1859].

А переписка Рейгана с Андроповым продолжалась. Она носила все более декларативный характер. Рейган записал в дневнике: «Я считаю, что Советы настолько одержимы идеей укрепления обороны и маниакально опасаются нападения, что, сохраняя прежнюю твердость, тем не менее мы должны показать им, что никто из нас и в мыслях не держит ничего подобного. Откуда они взяли, что кто-то хочет напасть на них?»[1860].

Ответ Рейгану был направлен в Вашингтон 28 января 1984 года. Это было последнее письмо Андропова. Его подпись на оригинале документа, ломанная и нетвердая, свидетельствовала о тяжелом состоянии генсека. Андропов сетовал, что в переговорах советская сторона делала максимум, но наткнулась «на глухую стену». Андропов упрекал американцев: «…не получается делать вид, будто ничего не произошло», но все же перечислил области — космос, подземные взрывы, в которых можно было бы вести переговоры, и выразил уверенность, что «есть материал и для диалога, и для того, чтобы шаг за шагом выправить наши отношения»[1861]. Рейган расценил полученное письмо как резкое[1862].

И все-таки Рейган уверенно смотрел в будущее: «Америка снова обрела силу духа и военную мощь, и, как я выразился, возвращение русских к столу переговоров — вопрос только времени. Ситуация напоминала мне слышанную ранее историю о двух русских генералах. Один говорит другому: “Ты знаешь, мне больше нравилась гонка вооружений, когда в ней участвовали только мы”. Теперь мы участвовали в ней вместе, и русские знали это. Вот почему я ожидал, что они вернутся в Женеву»[1863].

Болезнь и смерть

Слухи об ухудшении здоровья Андропова поползли в ЦК, а оттуда распространялись и шире уже в мае 1983 года. Говорили о том, что у него «совсем не работают почки», что раз в неделю ему «обновляют кровь»[1864]. Работники ЦК обратили внимание на его подпись под документами — ломаную, кривую. Очевидный признак болезненного дрожания рук. И эти слухи были обоснованными. Как отмечает Чазов, в начале 1983 года «у Андропова полностью прекратились функции почек. В организме катастрофически стало нарастать содержание токсичных веществ». В Кунцевской больнице был специально оборудован отсек, в котором размещалась искусственная почка, палата для Андропова, помещения для охраны и врачей. Андропов стал приезжать туда два раза в неделю[1865]. Устинову, пришедшему к нему в Кунцевскую больницу в феврале 1983 года для решения неотложных вопросов, Андропов с горечью сказал: «Вот видишь, Дмитрий, теперь бы только работать, а тут больница»[1866].