Андропов сел за написание объяснительной записки и постарался сообщить новые подробности. Но ничего не прояснил, а только еще больше запутал дело. Итак, 10 января 1939 года Андропов пишет в ЦК ВЛКСМ: «Мать моя младенцем была взята в семью Флекенштейн. Об этой семье мне известно следующее: сам Флекенштейн был часовой мастер. Имел часовую мастерскую. В 1915 году во время еврейского погрома мастерская его была разгромлена, а сам он умер в 1915 г. Жена Флекенштейн жила и работала в Москве. Прав избирательных не лишалась. Родная мать моей матери была горничной в Москве. Происходила из Рязани. О ней мне сообщила гр-ка Журжалина, проживающая у меня. Гр-ка Журжалина сообщила мне, что она, живя прислугой в номерах (Марьина роща, 1-й Вышеславцев переулок, дом № 6), знала проживающую там гр-ку Рудневу, знающую мою мать. Руднева рассказала Журжалиной о моей матери и бабке, а также о том, что моя мать родственница Журжалиной по ее мужу. Об этом же Руднева рассказала и моей матери, которая вскоре взяла ее к себе. Журжалина знает мать с 1910 г. Живет у нас с 1915 года»[27].
Здесь Андропов вводит в повествование новый персонаж — некую Рудневу, как бы еще одного свидетеля. Но совершенно невнятно все изложено. Кого к себе взяла мать Андропова — Рудневу или Журжалину? И вообще нелогично. Если Журжалина — родственница бабушки Андропова и, соответственно, тетя его матери, то зачем ей слушать рассказы какой-то Рудневой, а не самой расспросить свою родственницу. Но может быть, раньше они просто потеряли друг друга из виду. И приехавшая в Москву наниматься в прислугу Журжалина совершенно случайно узнала у Рудневой, где и в каком доме работает ее родственница — то ли родная сестра, то ли золовка (сестра ее мужа). Ну а дальше — счастливая встреча. Или она уже не застала сестру или золовку в живых, и отсюда необходимость слушать Рудневу?
Вот тут и начинается мексиканский сериал. Взятая в семью Журжалина — человек, связующий времена, и хранитель родственных тайн. Андропов держит ее при себе. Согласно семейным преданиям, Анастасия Васильевна Журжалина, крестьянка из Рязанской губернии, родилась в 1887 году, была последним ребенком в многодетной семье. Рано вышла замуж, но прожила с мужем недолго — он погиб во время Первой мировой войны. Ее единственный ребенок — сын Петр, рано умер от заражения крови. Старшая сестра Журжалиной работала гувернанткой у Евгении Карловны (матери Андропова) в семье Флекенштейна[28]. По устным объяснениям Андропова в обкоме, Журжалина ему приходится родней: «сестра родной бабки (по матери)»[29]. Правда, следом Андропов несколько отдалял это родство и писал: «Моя мать родственница Журжалиной по ее мужу»[30].
Если все это сложить — вот что получается. Удочеренная Карлом Флекенштейном девочка Евгения (мать Андропова) была дочерью сестры Журжалиной, работавшей гувернанткой у Флекенштейна же и воспитывавшей в его доме свою же дочь. Вот это поворот! Не зря некоторые исследователи задаются вопросом — удочеренная девочка, получившая имя и отчество Евгения Карловна (в девичестве Флекенштейн), не самим ли Флекенштейном от прислуги прижитая? А что, бывает и так — дело житейское.
То есть, по объяснениям Андропова, в любом случае он — сын Евгении — приходился Анастасии Журжалиной внучатым племянником. Андропов пишет, что Журжалина знала его мать с 1910 года, а с 1915 жила вместе с ними и была его няней[31]. Только вот одно но — овдовевшая в 1915 году Евдокия Флекенштейн отрицала какую-либо родственную связь Андропова с его няней Журжалиной. И ведь не зря Андропов так держался за Журжалину, выдавая ее за родственницу. Он предъявлял ее как наглядную родственную связь с простым и бедным народом, а не с разными там мироедами.
Ни в одной из своих автобиографий Андропов не пишет о своей сестре Валентине, родившейся в новом браке его матери с Федоровым[32]. О ее существовании свидетельствует семейная фотография, впервые опубликованная Юрием Тёшкиным в книге «Андропов и другие»[33]. На ней запечатлена Евдокия Флекенштейн с внуками Юрием и Валентиной. Время съемки неизвестно, но видно — уже не младенцы. Возможно, бабушка еще при жизни их матери Евгении навещала внуков в середине 1920-х годов на Кавказе, или же их привозили погостить в Москву. Для бабушки они были родными внуками. А внука Юрия это родство тяготило. Во всех своих биографиях бабушку он именует как жену Флекенштейна или вдову Флекенштейна, не называя по имени. Обидно.
Сага о Флекенштейнах