— Надеюсь, мне не придется вести себя слишком хорошо.
— Но ты обещаешь слушаться меня?
— Да, идет, обещаю.
— Хорошо. Теперь второе. У тебя не должно быть других связей или каких-либо осложнений. Элизабет достойна твоего полного внимания, иначе ничего не будет. Как насчет того дела, для которого ты просил у меня деньги? Между прочим, это правда?
— О, это. Там все закончено. Я все уладил. Небольшое дело сделано. Девушка свободна. У нее уже другой парень.
— Где ты достал деньги? — спросила Мюриель.
Лео пристально посмотрел на нее, затем сделал гримасу и резко отвернулся. Он отошел в угол комнаты и прижался лбом к стене.
— Продолжай, Лео.
— Я должен сознаться?
— Да, признавайся. Меня трудно шокировать.
— Ты сохранишь это в тайне?
— Может быть.
— Ну, ты знаешь эту старую религиозную картину, которую так любил мой папаша? Я ее взял и продал.
— О Боже! — воскликнула Мюриель. Она встала на колени, затем поднялась.
— Дурно, да?
— Как ты мог поступить так отвратительно? Лео повернул голову:
— Я думал, тебя ничто не шокирует. Во всяком случае, ты сама предложила, чтобы я что-нибудь украл.
— Я не это имела в виду. И украсть у собственного отца, отнять то, что он так любит…
— Римская католическая церковь утверждает, что дети не могут украсть у своих родителей. Таковы общие понятия.
— Ты прекрасно знаешь, что это воровство.
— Что ж, отцы для того и существуют, чтобы у них можно было воровать. В прошлый раз я все объяснил тебе об отцах.
— Он знает, что это ты взял ее?
— Нет, разумеется нет. Какой смысл говорить ему. Он только разворчался бы.
— Я считаю, это самое гадкое и подлое дело, о котором я когда-либо слышала.
— Мне казалось, ты выше всех этих старых условностей. Не очень-то трезво ты мыслишь, моя дорогая.
— Не говори вздор. Сколько ты получил за нее?
— Как раз столько, сколько мне было нужно. Семьдесят пять фунтов.
— И тебе так мало дали? Она, наверное, стоит намного больше?
— Я уже говорил тебе, я скромный парень.
— Ее нужно вернуть, — сказала Мюриель. — Ты должен сделать это, если даже тебе придется снова украсть ее.
Лео вышел из угла и сел на кровать.
— Ты просто сбиваешь меня с толку.
— Ты продал ее в магазин?
— Да, в классный антикварный магазин в Шеперт Маркет.
— Надеюсь, они еще не продали ее. Ты должен вернуть ее, Лео. Как ты мог!
— Очень просто, старушка. Я же говорил тебе, что должен совершить великий освобождающий поступок. Вот он. Долой отцов!
— Ты же так не думаешь. Ты знаешь, что поступил подло. Не можешь же ты так запросто отказаться от морали.
— Не могу, Мюриель? Ты когда-нибудь слышала о квазарах?
— О чем?
— О квазарах. Это разновидность звезд. Но неважно. Просто брось взгляд на вселенную, а потом поговори со мной о морали. Допустим, нами всеми откуда-то управляют на расстоянии. Предположим, мы всего лишь лягушечья икра в чьем-то пруду.
— А если предположить, что нет? На самом деле ты не веришь во всю эту ерунду. Тебе стыдно. Должно быть стыдно.
Лео смотрел на Мюриель с непроницаемым выражением лица.
— Я должен приготовиться сыграть стыд? Этого будет достаточно?
— Ты должен пойти к отцу и рассказать ему.
— Сыграть роль блудного сына?
— Ты должен сказать, что сожалеешь. Ты должен сожалеть. И тебе необходимо каким-то образом вернуть икону. Верни ее.
— У меня есть другие дела. Я сейчас же пойду знакомиться с твоей кузиной-девственницей.
— Нет, ты не пойдешь.
— Ты обещала!
— Нет. Это была очень плохая идея. О Боже, я в полном замешательстве.
Мюриель прижала руки к лицу, как будто ожидая найти слезы, которые внезапно ощутила в своем голосе.
— Послушай, пожалуйста, если я признаюсь отцу и принесу назад эту проклятую икону, ты позволишь мне заполучить твою кузину?
— Ну, если ты все это сделаешь, я, может, позволю тебе познакомиться с ней. В противном случае — нет. И это точно.
— Поиск! Поиск! Он продолжается. Я рискну. Я даже рискну положиться на твою оценку ее красоты.
— Лео, Лео. Я совершенно не понимаю тебя. Как ты мог намеренно так обидеть отца?
— Квазары, Мюриель, квазары, квазары!
Глава 11
— Ну, я должна идти, — сказала Пэтти, — и так просидела здесь целый век. Не помню, чтобы я так долго с кем-нибудь разговаривала. Вы, должно быть, решили, что я настоящая болтунья. Но я обычно никогда не разговариваю.
— Не уходите, Пэтти.
— Я должна.
— Когда вы придете снова?
— Скоро. В конце концов, я же в доме, не правда ли?
Юджин протянул руку Пэтти. Теперь он установил ритуал рукопожатий. Это был способ прикоснуться к ней. Он заключил ее руку в свою ладонь, и его пальцы мимолетно погладили ее запястье. Он неохотно отпустил ее, и она быстро выскользнула за дверь, улыбнувшись и помахав ему рукой.
Юджин засуетился, прибирая комнату. Он собрал чашки и блюдца, смахнул крошки с пушистой зеленой скатерти. Пэтти съела четыре пирожных. Он полил растение в горшке, обнаружив, что листья его желтеют. С тех пор как пропала икона, у него появилась привычка поливать его слишком часто. Затем сел на стул и посмотрел на пустое место, туда, где когда-то стояла икона.