Время Бесов

— Вроде коммуна, — ответил кто-то из продотрядовцев, — а там кто его знает.

— А где народ? — продолжил любопытствовать командир.

Этого, понятно, вовсе никто не знал, и вопрос остался без ответа.

— Здесь есть Советская власть или как?! — опять строго вопросил командир, придирчиво вглядываясь в наши лица. — Мы что, так и будем холодать и голодать посреди дороги, пока они прохлаждаются?

Ответить ему никто не успел, потому что с другого конца улицы ударил пулемет, пули засвистели над нашими головами и как горох поскакали по дороге. В мгновенье ока все попрятались под ближними возами.

— Беляки! — закричал диким голосом командир. — Бей гадов!

Однако, оказалось, что вылезать под пулеметный огонь желающих нет, как и попытаться организовать сопротивление неведомому противнику, Революционные герои смогли только смачно материть невесть откуда взявшегося неприятеля. Жертв пока не было. Пулеметчик стрелял не в нас, а просто вдоль дороги.

— У кого есть белая тряпка, — надсаживался командир, — пошлите к этим мудакам парламентера!

Кто его должен посылать и зачем, он не уточнил. Вскоре в этом отпала нужда, постреляв безо всякого толку, пулемет смолк. Вслед замолчал и командир. Мы сидели на грязной дороге, ничего не предпринимая. Невидимый противник тоже никак себя не проявлял.

— Эй, фершал, это чего было? — спросил меня чахоточный продотрядовец, прятавшийся под соседней телегой.

— Из пулемета стреляли.

— Зачем?

— Не знаю.

— А кто знает? — не унимался он.

— Если тебе интересно, пойди сам и спроси, — посоветовал я.

— И, правда, почему не спросить, — согласился он, без опаски встал и вышел на дорогу. Противник огня не открыл, и вслед за первым героем начали вылезать из-под телег и остальные.

— Панкратов, — приказал, пытаясь очистить ладонями свои измазанные дорожной грязью малиновые галифе, командир, — пойди, спроси, чего это они стреляли.

Чахоточный кивнул и без раздумий пошел к месту, откуда работал пулемет. Оставшиеся смотрели вслед, ожидая, когда его подстрелят. Однако, кругом было спокойно, и Панкратов исчез в конце улицы в лиловых сумерках вечера.

— Может, не белые? — с надеждой спросил парень с наивным лицом. — Откедова им здесь взяться?!

Через несколько минут выяснилось, что он был прав. На дороге возникла фигура чахоточного, вместе с какими то вооруженными людьми. Как только группа приблизилась, наш командир смело вышел вперед и закричал, вздевая руку вперед и вверх, как будущий типовой памятник товарищу Ленину.

— Вы чего, падлы, в революционных людей стреляете, мать вашу, так, перетак! Да за такие дела в революционный трибунал и к стенке, как раз-два-три!

— Кто вы есть такие? — не отвечая на обвинения командира, строго спросил высокий, небритый мужчина в рваном, подпоясанном веревкой пальто и студенческой фуражке.

— Мы есть продотряд имени товарища Клары Цеткин, революционной подруги товарища Карла Маркса! — гордо ответил наш командир, — А вы кто такие будете?

— Мы коммунары коммуны имени «Победы мировой революции», — ничуть не тушуясь, сказал человек в студенческой фуражке. — Прошу, товарищ, предъявить ваш по всей форме мандат!

— Ты чего, коммуния, сам, своими глазами не видишь, с кем дело имеешь! — как бы остывая, проговорил наш краснозвездный лидер.

Однако, коммунар строгости в голосе не убавил, напротив снял с плеча винтовку:

— Мне, товарищ, на вас смотреть незачем, ты мне мандат покажи, от имени какой такой Клариной целки вы наш уезд грабите?!

— Мне это даже слушать смешно, товарищ, — опять начал сердиться наш командир, — когда тебе бумажка дороже революционного товарища, с которым ты гнил на каторге и в окопах мирового империализма!

Мне стало казаться, что с бумагами у нашего отряда существовали какие-то проблемы. Так же показалось и заросшему в студенческой фуражке. Видимо на всякий случай, он передернул затвор винтовки и навел ее на нашего командира. Потом сказал официальным голосом:

— Прошу, товарищ, предъявить что положено, а то я, как есть контуженный мировым царизмом, могу случайно и выстрелить!

Нашему командиру не осталось ничего другого, как выматериться и полезть в верхний карман кожанки за бумагами. Бумаг у него оказалось не очень много, всего один потрепанный лист формата А4, с малым количеством написанного от руки текста.

— На, подавись, товарищ, — небрежно сказал он, подавая студенческой фуражке свой мандат.

Однако, оказалось, что небритый, несмотря на свою фуражку, имеет проблемы то ли со зрением, то ли с грамотой. Принятый мандат он читать не стал, а начал внимательно осматривать со всех сторон, даже с чистой, где ничего написано не было.

— Не нравится мне что-то, товарищ, твой мандат, — честно признался он командиру. — А вот штаны твои нравятся, революционные у тебя, товарищ, штаны!

Однако, командир намек на свои галифе, как возможное решение вопроса мирным путем, проигнорировал и, заподозрив небритого товарища в лингвистической некомпетентности, попер на него, что называется, буром: