Время Бесов

Предупреждение оказалось своевременным, товарищ Опухтин опять попытался затеять со мной партийную дискуссию, но, встретившись взглядами, понял, что это может плохо кончиться и, как говорится, засох на корню. Трахтенберг вел себя гордо и независимо и не удостоил меня даже взглядом. Красноармейцу, напротив, казалось, что все нипочем, он хмурился, но не совался поперек командиров в пекло и действовал, как они — не возникал.

«Арестантский конвой» дошел до отмеченного кольями фронта работ и остановился, удивленно глядя на приготовленные лопаты.

— Копать будете отсюда досюда, — указал я направление раскопа, — глубина полтора метра Алена за вами присмотрит.

Последнее вызвало у арестантов дурашливое удивление, они дружно осклабились, наблюдая, как их сексуальная рабыня в длинном, отделанном кружевами платье и кокетливой беличьей шубке, направляется в нашу сторону.

— Аленка, винтовку не урони! — ерничая, закричал Илья Ильич

Девушка, никак не поддаваясь на подначку, подошла к нашей группе и, передернув затвор, дослала патрон в патронник. Улыбки тотчас зачахли, а потом и вовсе увяли.

— Ну, что стоите, баре? — резким голосом спросила она. — Того, кто будет плохо работать, по приказу товарища Алексея пристрелю на месте.

Я такого приказа ей не отдавал, но промолчал и, оставив саму разбираться с прежними товарищами, отошел к дому. Кроме страховки на всякий случай, я еще с интересом наблюдал, как будут развиваться события.

Алена первым делом произнесла перед подконвойными речь. Что она говорила, мне было не слышно, но после ее выступления, партийцы взяли в руки лопаты и начали неспешно копать яму. Алена отошла, как я ее проинструктировал, на безопасное для себя расстояние и стояла, опустив ствол винтовки к земле, наблюдая за работой Хуже всех копал Трахтенберг. Он явно берег свою одежду, едва нажимал дорогим сапогом на лопату и небрежно откидывал в сторону до неприличия маленькие кусочки земли

Алена минут десять никак не вмешивалась в земляные работы, и я собрался уже сам подойти и разогнать председателя Укома, как вдруг, ни говоря ни слова, она вскинула винтовку и выстрелила в Трахтенберга. У кожаного красавца слетела с головы фуражка, и он сам застыл на месте, как громом пораженный. Такого от девушки я никак не ожидал Мало того, что она только сегодня научилась стрелять и вполне могла промазав, снести председателю полголовы, она еще обрушила на него такой залихватский заряд брани, что повторить это даже мне просто не представляется возможным. Кончилась ее гневная тирада, словами:

— …если не будешь работать, как человек, следующая пуля твоя!

На Трахтенберга жалко было смотреть. Он сразу стал ниже ростом и далеко не таким стройным и элегантным, каким был минуту назад, Он не рискнул даже поднять с земли сбитую пулей фуражку. Не поднимая головы, он начал истерично вгрызаться в землю.

Его примеру последовал Опухтин, неумело, но с большой скоростью начавший копать свой участок ямы.

Один красноармеец, и так по-крестьянки легко и споро орудовавший лопатой, никак не изменил поведения.

Алена, между тем, не торопясь, передернула затвор и стала в такую позу, что ни у кого больше и мысли не возникло отпускать в ее адрес шутки. Я, уяснив, что противник деморализован и находится под надежной охраной, вернулся в дом. Даша и Капа, прильнув к окну, наблюдали за разворачивающимися во дворе событиями.

— Зачем ты заставил их копать землю? — спросила меня Ордынцева, как только я вошел в гостиную.

— На этом месте должна быть закопана пушка, — ответил я, не углубляясь в историю вопроса. — Может быть, она нам понадобится для обороны.

Если Капа просто поверила мне на слово, то образованная Даша посмотрела внимательно, с тревожным вопросом:

— Какая еще пушка? Ты разве был здесь раньше?

— Да, только давно. Разве я тебе не говорил? А пушка старинная, медная мортира. Ее можно будет попробовать зарядить динамитом.

Ордынцевой мои объяснения не понравились, но она ничего не сказала, только покачала головой.

— А вы, товарищ Алексей, когда здесь были? Дом-то построен уже после революции, — заинтересовалась Капиталина.

— Давно, еще во времена царизма, — растянул я условность времени пребывания лет на четыреста, — здесь тогда стоял другой дом, побольше, а у ворот была пушка.

— Интересно, а я и не знала.

Арестанты, между тем упорно трудились, но темп работы начал падать. Товарищ Трахтенберг успел вкопаться почти по пояс и весь уделался мокрой глиной так, что от его былого великолепия не осталось и следа. Однако, на этом его трудовой порыв начал иссякать, и он теперь то вытирал пот со лба, то висел на черенке лопаты. Алена пока никак в их работу не вмешивалась, но глаз с пленных не спускала.

Илья Ильич, напротив, работал упорно, не разгибаясь, но так неумело, что отстал даже от своего начальника. Один молчаливый красноармеец знал это дело и копал, не торопясь, но эффективно и ладно.