Время больших побед

Однако взять в ножи пятерых, в том числе двух женщин – дело нескольких секунд. Именно в ножи, не тратя пуль, да еще сымитировав ограбление, чтобы замести следы. И пусть потом ломают голову полицейские или их контрдиверсанты, что тут произошло. Наверняка в Норвегии тоже есть криминал, вряд ли местные душегубы с приходом немцев все разом стали законопослушными, ну если только новые хозяева не вписали их всех в «норге полицай».

Спецоперации – это никогда не «бой местного значения», цель и ставки обычно повыше. К этому нас готовили, так что выбор у нас небольшой – жизнь чужого гражданского ценой больших потерь наших на фронте или, соответственно, наоборот. Что выберете вы?

Но сейчас случай был особый. И время, и ситуация терпят. Плюс некий азарт – пошло везение! И шальная мысль: а не попробовать ли нам на этом корыте с наступлением сумерек прорваться до Рыбачьего.

Вообще, русские жили в этих местах со времен Великого Новгорода. И Шпицберген раньше назывался Грумант, и стояли по этим берегам поморские деревни еще до викингов. В веке девятнадцатом граница считалась условным понятием, роднились семьями, переселялись свободно, случалось, конечно, бились насмерть за охотничьи угодья. Однако самая волна пошла в революцию и двадцатых, когда бежали и «бывшие», и «крепкие хозяева», и верующие сектанты, и просто те, кто желал быть подальше от огня Гражданской войны.

Наш хозяин Олаф Свенссон – Олег Свиньин – похоже, из последних. Хотя в разговоре старательно избегал прямых ответов. То, на чем мы плыли сейчас, было его «семейным предприятием». Старшая женщина – его жена, молодая и один из парней, соответственно, дочь и сын, второй парень – зять. Жили они дальше по берегу этого фьорда, в… слово это у норвежцев означает и «деревня», и «хутор». На жизнь зарабатывали ясно чем.

– Рыбаки мы все, земля-то непахотная! Если поймаем – сыты будем. Перед войной хорошо жили – не богато, но и не бедствовали, а что еще человеку надо? Я на траулере полгода сезон, полгода дома. Сына хотел в училище морское, да война, потом будет учиться, если живы останемся. Дочку замуж выдал в тридцать девятом за хорошего человека – образованный, места капитана ждал, помощником ходил уже два года. Дом по дешевке купили, починили, баркас этот тоже по случаю выгодно прикупил.

Земля непахотная. Никогда не сказал бы так норвежец, да и наш, живший тут поколения. Точно попал на север не иначе как в раскулачивание, границу перелетел, воронок, срок оттянув на канале до тридцать третьего, тут граница еще условная была. Ну да я тебе не товарищ Ежов или Берия, мне твое житие прошлое по барабану. И слушаю я тебя очень даже внимательно, чтобы понять, чего ждать от тебя и твоего семейства. Потому как не решил еще – дойдем до уговоренного места и мирно разбегаемся, или…

– А что ж ты тогда здесь? Тебя послушать, вас всех на любое судно бы взяли, и даже не простым матросом, а целым боцманом? Или немцы в торгфлоте своем мало платят? Тогда уж точно не одной только рыбкой бы питались!

– Ага, или на дне бы лежали. Сколько знакомых моих уже там – война ведь! А по-нашему, лучше не в первых рядах, зато голову сохраним. Потом видно будет. Те победят, эти – всем моряки нужны. И рыба – тоже.

– Так ты что, за немцев, или…

Знал бы ты, дядя, что ответом своим сейчас приговор выносишь. И себе, и всем своим.

– Знаешь, начальник, отчего я от Советов ушел? С землицы родной, где дед и отец остались? Да от лозунга «Даешь!» и гори, себя не жалея ради общего дела. Нельзя так, чтобы всем и по приказу! Вон кровь моя – сын Игорь теперь Ингвар, дочка Оля стала Хельгой. От русских только речь и осталась. Я ни за тех, ни за этих, я за жизнь. Которая при любой власти должна продолжаться.

– Как знаешь, дядя. Только тех, кто смирно сидит, первыми и режут, как один мой знакомый сказал. Румата Эсторский. Ты не знаешь его. Мы вот, может быть, своей смертью и не помрем, хотя и хочется, но уж точно любому напоследок вставим так, что в аду нас со страхом помнить будет. А тебя мимоходом прихлопнут, как комара, и даже отомстить будет некому.

– Не прихлопнут, – твердо ответил Свенссон, – рыбка всем нужна. Как хлеб. Война не война, а кушать хочется.

– Ага. Хочется. Потому ты сейчас и плывешь на палочном ходу!

Немцы – это орднунг! Иначе говоря, ничто мимо кассы! Здесь, в Норвегии не было таких зверств, как на Восточном фронте, но налогом облагалось все, причем, в отличие от большевиков с их продразверсткой или братков девяностых с их поборами «за охрану», собиралось все до копейки, и никакие оправдания в расчет не брались по определению. Норвежцы, естественно, не были дураками – как учесть, сколько рыбы ты вчера поймал? – но и немцы тоже. Таких, как Свенссон, могли остановить в любое время и по своему усмотрению, забрать любую часть улова (правда, пару самых тощих рыбин обычно оставляли, чтоб с голоду не помер).