Время больших снегопадов

Из глубины вагона отдельные голоса поддержали тетеньку: действительно, мол, черт-те что такое! Ну, выпили — так спите себе на здоровье. А то, понимаешь, концерт устроили… Капелла бандуристов, понимаешь!..

Чернявенькая еще попыталась отшутиться:

— Так ведь сегодня праздник. Рождество как-никак. Но и это у нее не прошло.

— То-то, что праздник, — сурово сказала тетка в полудошке. — В рождество-то христово люди бога славят, а вы что?.. Тьфу, бессовестные!..

Однако чернявенькая тоже оказалась с характером женщина.

— Бога славят? — спросила она. — Можно и бога. — Толкнула ногой одного из братьев и запела:

Рождество твое, Христе боже наш,
Восия миру света разума…

Братья, видать, чернявенькую понимали с полувзгляда, потому что сразу задрали вверх свои крамаровские носы и грянули на весь вагон:

Небо звездою светящее,
И звездой твоей учахуся!

Тетка в полудошке опешила. Другие пассажиры тоже на мгновение растерялись. Две девушки-студентки переглянулись с любопытством и негромко заговорили между собой.

— Какие странные слова… Может быть, «воссияй миру светом разума»?

Какой-то молодой парень не выдержал и сказал: «Щас я их, гадов!» — вскочил было с места, но сосед, интеллигентный мужчина, удержал его.

— Нет-нет, — сказал он. — Это дело чреватое… А вдруг они верующие. У нас, знаете, свобода вероисповедования.

Студентки опять переглянулись и зашептали друг дружке:

— Действительно… Неудобно как-то… Оскорбление чувств… Да-да…

Остальные пассажиры, услышав про свободу, поотворачивались и с озабоченным видом стали прогревать дырочки в замерзших окнах.

Никто больше не мешал компании петь.

Кроме их собственной бабушки.

Бабушка оказалась очень смешливой. Она прикрывала беззубый рот варежкой, хихикала и говорила своим разошедшимся снохам или, может быть, дочкам:

— Нюськя! Дуськя!.. Да что вы, дуры такие!.. Да перестаньте!.. От, черти-кобылы!

В самый разгар псалмопения товарищ, объявлявший остановки, рявкнул: «Плллар-на!» — и упал со скамейки.

Заслушавшиеся студентки, ойкнув, выскочили из вагона.

А вместо них вошел молоденький лейтенант милиции.

Лейтенант вошел и стал недоуменно оглядываться.

Нюська, Дуська и братья «Крамаровы» пели уже «Отче наш» на мотив вроде бы как «Сулико».

— Сынок, — сказала смешливая бабушка. — Шумни на них, чтоб перестали… От дуры дак дуры!

Лейтенант, успевший сориентироваться в обстановке, покраснел.

— Шумни, сынок, — просила бабушка. — Постращай их маленько.

Тогда лейтенант нагнулся к бабушке и, стесняясь, объяснил ей потихоньку, что не может этого сделать. Вот если бы они пели лирические песни — тогда можно было бы их привлечь, как за нарушение порядка в общественном месте. Но поскольку они божественное поют, то он, со своей стороны, затрудняется…

Вдобавок еще интеллигентный гражданин усугубил сомнения лейтенанта.

— Не думаю, — сказал он, — далеко не уверен, что этот вопрос в компетенции милиции.

Короче говоря, эти самые Нюська с Дуськой и веселые их мужья без помех исполнили весь свой божественный репертуар, а про Рождество и «Отче наш» успели даже прогнать по второму разу.

Вылезли они, кстати, не доезжая «Садов», — на остановке «Лесопилка».

Чернявенькая Нюська выходила последней. В дверях она остановилась и, будучи уже на недосягаемом расстоянии, допела все-таки про девушек, которые зря любят красивых, отбила дробь и показала сердитой тетке язык.

МУСКУС КАБАРГИ

Теперь эта история, слава богу, в прошлом. Как медики выражаются: кризис миновал. А могло кончиться печально, если бы Семен Разгоняев не принял решительные меры.

А началось с того, что мы стали замечать некоторые странности в поведении Вени Левандовского.

Сидели, помнится, как-то — играли в преферанс. Разговаривали об одном общем знакомом — сейчас уже не помню, о ком точно. И Левандовский вдруг небрежно так обронил:

— А-а, этот-то пентюх…

— Почему пентюх? — не согласился Семен. — Мужик в порядке.

— Конечно, пентюх, — сказал Левандовский. — Галстук через голову надевает.

Мы переглянулись, но смолчали. Только когда Левандовский ушел, Семен недоуменно спросил:

— Чего это он здесь молол?.. И как их, вообще, надевать надо, галстуки эти? Через ноги, что ли?

На другой день, правда, все разъяснилось. Сам Разгоняев и нашел отгадку. Он мне по телефону позвонил.

— Слушай, — сказал. — Помнишь, вчера Венька выступал? Насчет галстуков? Так это он в «Силуэте» прочитал. Точно говорю. У меня супруга «Силуэт» выписывает, я в него от нечего делать заглянул — а там статейка. Про галстуки. Оказывается, их прямо на себе надо завязывать. Перед зеркалом. Ну, как пионеры делают. А через голову надевать — считается некультурно, понял?.. Но Левандовский-то, а? Вот пижон несчастный! Надо его проучить.

В следующую субботу мы опять собрались за преферансом.

Левандовский выглядел задумчивым, нездоровым. Козырей мастью бил. Потом, ни к селу ни к городу, сделал сообщение: в последние, мол, годы очень нарастает темп жизни.