Писатель Толя приехал сюда поработать. Работал он над новой книжкой коротких новелл, в два-три дня «доколачивал», как сам выражался, сюжетик и тогда позволял себе расслабиться — посидеть вечерком в баре.
Бригадир Гриша должен был лечить радикулит. Но он еще дома, перед отъездом, почувствовал себя хорошо и, в силу беспечности характера, решил на лечение плюнуть. О чем и объявил весело уже на следующей встрече:
— А я, Толик, курсовку свою выбросил. Псу под хвост. Помнишь, как у Василия Шукшина: «свернул трубочкой — и сунул». — Гриша знал литературу. А Шукшина особенно уважал.
— Не зря ли, Гриша? Смотри: погусарствуешь здесь — а он тебя дома опять догонит.
— Ну и хрен с ним. Догонит — тогда и полечусь… Ты посмотри, что вокруг делается! — (А вокруг, правда, бушевала осень — такая, что под сердцем щемило). — И чтобы я — каждый день на процедуры? Да гори они!
Словом, собирались они вместе довольно часто. Беседовали о разном. Схватывались, например, спорить о хоккее. Это уж как водится.
— Ну, вот Харламов, — горячился Гриша. — Что он в последнее время показывает?.. Серпантин этот свой? Схватит шайбу, поволокет — все за ним: вот, думают, будет банка. А он накрутится досыта — и бздынь! — потерял. Хоть бы своему кому отдал, а то — чужому.
— Ну, как же, — спорил Толя. — Он свою задачу выполняет: изматывает противника, отвлекает на себя.
— Своих он изматывает! Побегай-ка от ворот до ворот впустую. Не-ет… Я бы, на месте тренера, ему сказал: или ты играй, понял, или… У меня в бригаде был один такой… мудрило, рационализатор. Наделает шороху, нафинтит: счас, дескать, мы — левой ногой до правого уха. Ну, я подождал, подождал и взял его за жабры. Дома, говорю, рационализируй… в часы досуга, понял? А здесь давай план. И качество. Забивай, короче, шайбы! А то я тебе забью. Я те так забью! — Гриша сжимал полупудовый кулак.
Засиживались они таким образом часов до десяти — одиннадцати. Потом Толик подводил черту:
— Ну, старик… Я, пожалуй, и спать. А то ведь завтра снова на Голгофу.
— Давай, — не удерживал его больше Гриша. — А я пойду администраторшу поуговариваю. — Гриша бил клинья к администраторше — грудастой, большеглазой даме. Но пока безуспешно.
…В другой раз затрагивали производственный вопрос.
— Что, Толик? — спрашивал Гриша. — Трудно — инженером человеческих душ?
— Трудно, — честно сознавался Толя. — Не знаю, как другим, а мне трудно.
— Вот я и говорю!.. У меня же техникум как-никак. Не полный, правда, диплом я не защитил, так получилось. Ну, покрутился какое-то время в итеэр, плюнул и ушел бригадирить. И ты знаешь— лучше. Во-первых, тебя не едренят так в хвост и в гриву — раз. Во-вторых, ты все своими руками пощупать можешь — каждый болтик. А я очень люблю, чтоб своими руками. Ну, а в-третьих, заработок выше…
— Какой, кстати, заработок, Гриша?
— Так-э… В добрые месяцы — до четырехсот рублей… А у вас как? Если не секрет.
— У нас?.. Ну, если напишешь да напечатают — тогда гонорар. А вообще-то, многие служат — получают оклад: надежнее… Я вот, например, служу.
— Где?
— В журнале. Зав. отделом.
— Это что? Вроде начальника участка, по-нашему? И сколько?
— Сто семьдесят.
— Не густо… Ну, а гонорары?
— С этим, старик, сложнее. Тут мы кустари-одиночки. С одной только разницей. Вот представь себе: сделал кустарь табуретку, вынес ее на рынок — получил пятерку. Простая операция: товар — деньги. А теперь представь: ты литератор. Сделал свою «табуретку», принес на рынок — в издательство то есть. Там ее покрутили-повертели — две ножки отломали. Как идеологически шаткие. Или художественно недоброкачественные. Две оставшиеся взяли, через полгода заключили с тобой договор — выплатили двадцать пять процентов. Спустя какое-то время — еще тридцать пять. Остальные — после выхода книжки. А это — года через полтора. А ты в долгах уже весь, как сукин сын… Хотя многие очень неплохо живут. Очень даже… Тут ведь индивидуально.
— Дела, — чесал в затылке Гриша. — А я вот помню, года четыре назад, у вас же, в «Литературке» вашей, заметка была. Писал какой-то дух, что надо бы за книжки гонорар сразу не выплачивать. Пусть ее сначала читатели оценят, выскажут свое мнение: если толковая — получи сто процентов, а неважная — держи половину. Я тогда подумал: прав мужик. А это что же получается?.. Погоди-погоди… Ну, а если сам он, допустим, строитель? Сдал дом, так? Жильцы помыкались квартал-другой: между панелями дует, полы рассыхаются, батареи текут. Хоп ему: пятьдесят процентов в зубы — и умойся!.. Как же вы, в своей же газете, пропустили такое?
— Демократия, Гриша, — посмеивался Толя. — Глас народа…
Разговаривали на интимные темы, о женщинах — мужики ведь.
— Как дела-то? — показывал глазами в сторону администраторской Толя. — Есть сдвиги?