Время борьбы

С внешней стороны можно было считать, что у меня и друга моего все благополучно. Как и все студенты, мы живем в общежитии, из котла берем кипяток бесплатно и пьем с домашними черными сухарями. Аккуратно посещаем лекции и стараемся поточнее записать содержание. По одним лекциям, без математических формул, у нас запись получается достаточно полная и правильная. А вот читается лекция по кристаллографии. Профессор на доске наносит математические формулы, студенты записывают. Пытаемся и мы записать, но без знаний алгебры ничего у нас не получается. А на лекциях по математике нам стало совсем нечего делать. С каждым днем становилось яснее, что без подготовки по алгебре, химии и тригонометрии мы институтского курса не одолеем. Надо было что-то предпринимать основательное. Попробовали пригласить студента-репетитора по математике. Раза два-три позанимались с ним, но это оказалось непосильно для нас физически и материально. Такой вариант не подходил. «Что будем делать?» – с тревогой думали мы каждый наедине с собой. При мысли о возвращении домой становилось совсем страшно. Нам же здесь выпал редкий случай, когда мы стали на положении студентов, и нас отсюда пока не гонят.

Настроение наше становилось хуже и хуже. В данный момент мой друг Димитрий уже не стал покупать форменную студенческую фуражку, о которой столько мечтал. Слишком велики были обида и огорчение! Для него – неудачника повторилось несчастье, которое он пережил в Мстиславле на экзаменах.

Проучились мы в таких условиях в сельхозинституте октябрь, ноябрь, декабрь 1919 года. Подошли зимние студенческие каникулы, студенты собирались к отъезду домой. До этого времени мы сдали зачеты по некоторым легким второстепенным дисциплинам, а главнейшие из учебного плана остались нетронутыми.

Но уезжать домой нам было необходимо еще и потому, что сухари наши совсем «высохли», то есть мы их полностью израсходовали.

Идет поезд до Орши – Гомеля и т. д. Едем, а о дальнейшем боимся даже сказать вслух – «совсем» или «временно». Про себя я уже решил, что еду «насовсем». Но мой дорогой друг Димитрий был далек от мысли, чтобы оставлять учебу, уж очень много эта учеба поглотила средств и энергии. Возместить трудно.

После перерыва в школьной работе и по возвращении из Горок, я вернулся в свою Чиграевскую школу, где учительствовал. Место мое было свободно. Чиграевские граждане, увидев меня снова в школе, говорили: «У учителя остался один нос». Так я похудел за время студенческой жизни.

Пришлось и здесь наверстывать упущенное время за четыре месяца. К весне наверстал. Учеба вошла в норму – и в школе, и по ликбезу.

А Димитрий передохнул дома, насушил мешок сухарей и поехал опять в институт. Летом 1920 года я не вытерпел и тоже поехал в Горки – узнать о делах и проведать своего друга. Застал Димитрия в плохом состоянии. Физически он крайне ослаб. Из зачетов кое-что сдал, а по основным дисциплинам оставался в долгу перед институтом. Димитрий напрягал последние силы и не оставлял учебу. За лето он хотел подготовить некоторые дисциплины и сдать зачеты. Задолженность у него по учебе была большая, но он не сдавался.

Я в то время взвешивал свои силы, но смелости не хватило вновь вступить в борьбу за институт. Отступил на дальние позиции. На этот раз, правда, отступил не «насовсем».

Требовалось передохнуть, одолеть несколько страниц алгебры, а уж потом – снова в бой.

В данный момент мои тактические соображения расходились с действиями моего друга. Этим предотвратил неминуемую беду – остался жив.

А дорогой мой друг пал жертвой в борьбе за научный прогресс. Летом 1920 года он умер от истощения и нервного расстройства. Название причины смерти здесь приведено ненаучное. Но дело не в точности названия болезни, а в том, что человек погиб в неравной борьбе, взяв на себя непосильный груз науки. А проще говоря, главной конкретной причиной были алгебра, тригонометрия, химия, которые в свое время не включили в учебную программу Выдренской школы чиновники от науки старого царского режима.

Вот к каким трагическим последствиям приводила разница в программах, рассчитанных на «верхи» и «низы», на «элиту» и «чернь»…

Автор очерка «Мужицкая доля» Стефан Георгиевич Кожемяко в саду своего дома под Рязанью

Большевики спасли Россию

Почти двадцать лет идет массированная антисоветская обработка сознания людей в нашей стране. А исходная задача при этом – изменение отношения к Октябрьской революции. Великая Октябрьская социалистическая, как называлась она у нас в советское время, теперь именуется «переворотом», «катастрофой», толкуется как якобы основная причина разного рода бед и несчастий, пережитых страной в последующие десятилетия.

Удастся ли буржуазной власти, которая пошла теперь уже на полную отмену праздничного дня в годовщину Великого Октября и норовит устроить похороны Ленина, окончательно вытравить из народной памяти подлинное значение эпохального исторического события?