Время борьбы

Это я от себя выделил последнюю фразу, но не сомневаюсь: Островский, когда писал, тоже мысленно ее выделял. Потому что в ней и за ней – очень многое и очень важное. Впрочем, давайте пока вспомним, что последовало дальше в той сцене:

«Наступило молчание. Резкость тона Цветаева неприятно подействовала на всех. Электрик ответил не сразу. Медленно вынул изо рта папироску, скомкал и негромко сказал:

– Я больше не курю.

Помолчав, добавил:

– Это я для себя и немного для Димки Цветаева. Грош цена тому, кто не сможет сломить дурной привычки. За мной остается ругань. Я, братва, не совсем поборол этот позор, но даже Димка признается, что редко слышит мою брань. Слову легче сорваться, чем закурить папиросу, вот почему не скажу сейчас, что и с тем покончил. Но я все-таки и ругань угроблю».

Оговорюсь, что в воспоминаниях шепетовского учителя Дмитрия Григорьевича Чернопыжского, на которые я уже ссылался, сказано: «… В ту пору некоторые ребята матерщинничали. От Островского же я никогда не слышал мата, в трудные минуты он только говорил:

– У, едят тебя мухи!»

Вполне вероятно, что и позднее школьных лет самому Островскому не приходилось преодолевать такую привычку, поскольку он ее не имел. Но он имел полное моральное право написать такую сцену, потому что на личном его счету были преодоления (не одно и не два!) куда серьезнее.

А ведь суть написанного в чем? Да, проповедь читать легче, нежели быть святым, это совершенно верно. Однако если уж ты читаешь другим проповедь (или, даже не говоря вслух, внутренне нечто высокое исповедуешь), то сделай над собой усилие, чего бы это тебе ни стоило, как бы трудно ни было, но – соответствуй. Стремись соответствовать!

Кто бы поверил слову Христа, не будь оно подтверждено его жизнью?

Кто бы пошел за коммунистами тогда, в революцию, не подкрепи они, лучшие из них, провозглашаемую веру собственным примером?

Вера в праведность и справедливость требует обеспечения собственным твоим делом, каждодневным поведением, твоими поступками. И если высота их, нравственная, духовная, будет близка к идеалу, тебя могут назвать святым, как назвал Островского писатель из Франции.

Островский в жизни и Корчагин в романе задачи стать святыми перед собой не ставят. Напрямую – конечно, нет! Да святые и вообще-то из лексикона, для того времени и тех людей ушедшего в прошлое. А идеал, как известно, в абсолюте недостижим.

Значит, не может быть абсолютной праведности и полной справедливости?

Но стремление, стремление к ним поднимает человека и общество! Не произнося столь высоких слов и даже, возможно, в мыслях их не имея, истинно исповедующий коммунистическую (равно – христианскую) веру делает над собой те усилия, которые его делают лучше, чище, выше.

Чем больше усилия, тем выше подъем. Духовный и нравственный подъем Павла Корчагина и Николая Островского идет от глубоко прочувствованной величайшей несправедливости к саможертвенности в борьбе с этим злом, как к высшему подвигу, каким, собственно, и становится их жизнь.

«Нет больше той любви, как если кто положит свою душу за други своя». Это христианская заповедь.

«Я за этот образ революционера, для которого личное ничто в сравнении с общим». Это говорит Корчагин в романе Островского.

И он, этот герой, как и создавший его писатель, не только так говорит. Они оба живут так! Ну, может, категоричное «ничто» – преувеличение, все-таки в жизни полностью личное от себя не оторвать, да полностью и не надо. Но вот то, что они могли, когда надо, подниматься над личным во имя общего, – это факт. И это стало наиболее убедительным доказательством истинности их веры.

Есть вера для храма и вера для жизни, вера для проповеди и для собственных поступков. Хорошо, когда то и другое совпадает. Но совпадает, как мы знаем, далеко не всегда.

Христос посоветовал богачу, «чтобы иметь жизнь вечную», раздать нищим свое богатство, и это записано в Евангелии. Однако многие ли имеющие богатство и вроде бы верующие в Святую книгу своей вере на деле следуют?

Коммунизм тоже предлагает коммунистам веру, следование которой в жизни невозможно без внутреннего напряжения и без усилий над собой. Заботиться не только о «моем», но и об общем, поступаться, если надо, «моим» и самоограничиваться ради общего – это нелегко. И общество, строившееся по коммунистической вере, требовало от людей определенного нравственного и духовного напряжения. Не потому ли многие возжелали иначе жить, что этого напряжения не хотели? Но к чему приводит «облегчение» духа и совести, мы теперь очень наглядно видим…

Конечно, нынешнее наступление против коммунизма, в какую бы фразеологию ни облекалось, по сути есть прорыв антидуховности и бессовестности. Деньги заменяют всё.

Где же в таком обществе место Николаю Островскому и его книгам?

Да, места им тут нет. Островский забыт. «Как закалялась сталь» не переиздается и в школах не изучается.

Но ведь это особая книга – величайший подвиг человеческого духа!