Время божьего гнева

- Не надо ля-ля, - на этот раз обиделся Мишка. - У меня десять классов. Как-нибудь разберемся. Вон, даже древние греки две тысячи лет назад выплавляли чугун и сталь. А мы, слава богу, уже в космос летаем.

- Кто это мы? - поразился Алексей.

- Мы, русские люди, - ответил дурачок.

Этот невыносимый бред заставил Зайцева застонать. "Почему древние греки? - с тоской подумал он. - Какой чугун? Мы в космос летаем! Что он несет?"

- Хорошо, - как можно спокойнее проговорил Алексей. - А ногу мне зачем отрубать? Я и так могу...

- Ну, у тебя, небось, высшее образование, - начал Мишка. - А нам такие нужны позарез. Это и будет твоим первым вкладом в строительство подземного государства. Что-то вроде залога. Знаешь, когда берешь что-то напрокат, оставляешь залог.

- Так залог же возвращают! - воскликнул Зайцев. - А ногу-то не вернешь!

- Она тебе здесь и не пригодится, - резонно ответил дурачок. Научишься ползать и забудешь. Как я. Ты не веришь, потому что не хочешь остаться. Но это дело поправимое.

- Ты кем себя возомнил? - тихо спросил Алексей. - Отцом народов?

- Маленького народа, - поправил его Мишка и рассеянно добавил: - Пока маленького. И ты нам нужен, чтобы сделать этот народ большим. А то, что кудияровцы ползают, это ничего. Когда человек ползает, он ближе к земле. А тому, кто стоит, лучше видно не тех, кто ходит, а ползающих.

- Слушай, отпусти меня! - взмолился Алексей. - Обещаю, никому не скажу ни слова о вашем погребе. Клянусь! И стройте здесь что хотите: город Солнца или тракторный завод. Был же у вас здесь солдатик, это который сбежал. И никто не пришел и не разорил ваше подземелье. И я не стану. Живите, как хотите.

- А кто тебе сказал, что он сбежал? Здесь он, родимый, - хохотнул Мишка-дурачок, и от этого хохота у Алексея по спине побежали мурашки. - Не понимаешь ты, - серьезно и даже с некоторой досадой продолжил Мишка. Он перелез через распятого Зайцева, огорченно помотал головой и тихо повторил: - Не понимаешь. Ладно, потом поговорим. Время у нас есть.

Мишка собрался было покинуть святилище и пополз к выходу. Зайцев вдруг забеспокоился, с трудом приподнялся и совсем другим голосом, униженно попросил:

- Слушай.., почеши голову. Не могу больше. Блохи заели. Я так скоро сойду с ума.

- Терпи, стояк. Господь терпел и нам велел, - выползая из пещеры, ответил дурачок и затем, явно ерничая, добавил: - О, Господи, велика сила твоего огня. Помилуй мя, раба твоего Михаила.

Оставшись в одиночестве, Зайцев некоторое время лежал без единой мысли в голове. Забегать вперед и думать о своей участи у него не было сил, мучить себя воспоминаниями о такой далекой и ставшей уже нереальной жизни в Москве не хотелось, всерьез обсуждать с собой идиотский проект Мишки-дурачка казалось ему таким же безумием, как и сама идея. Алексею ужасно хотелось забыться, и он уже согласен был на кудияровский поганый самогон, но попросить было не у кого. Ко всему прочему, давящая подземельная тишина стала раздражать его не меньше укусов блох. Почему-то только сейчас Зайцев заметил, что здесь не слышно ни шелеста листьев, ни жужжания насекомых, ни завывания ветра в ветвях деревьев. Это снова напомнило ему второй круг дантова ада: могильное безмолвие, кровососущие твари и никакой надежды когда-нибудь выбраться на поверхность.

"Я уже умер, - без всякой горечи подумал Алексей. - Может быть это произошло давно, на болоте? А кудияровцы - это лишь мыслеформы? Как сказано в древнем буддийском трактате: не бойся их, не ужасайся, не трепещи. Знай, что они воплощение твоего разума. Смирись и возлюби их. Вместе с постижением этого наступит и освобождение".

- Ни черта не наступит! - вслух проговорил Зайцев и вдруг во весь голос закричал: - Самогонки! Дайте мне самогонки! Эй, кто-нибудь!

Глава 6

Зайцеву казалось, что прошла целая вечность с тех пор, как Мишка покинул святилище. В ожидании посвящения в кудияровцы он едва не свихнулся. Намертво прикрученный к кресту, Алексей способен был лишь биться головой о брус, да ерзать из стороны в сторону бедрами. Из-за невозможности почесаться, все части тела и особенно голова зудели так, будто его поместили в муравейник - блохи словно задались целью пробуравить его черепную коробку и добраться до мозга. К этому добавлялись не менее сильные душевные муки. Зайцев не мог и не хотел смириться с тем, что через какое-то время ему отрубят кисть руки или ноги, но не мог и воспротивиться этому кровожадному ритуалу. Все вместе это было настолько невыносимо, что Алексей снова принялся изо всех сил орать.

В святилище ещё несколько раз заглядывал Пашка. Его бессмысленная изуродованая физиономия медленно выплывала из-за стены, словно ночной кошмар. Кудияровец на минуту застывал в бойцовской позе варана, наводил ужас на и без того распаленного, почти ополоумевшего Зайцева, а затем так же бесшумно исчезал. Но вскоре Пашку позвали. Алексей даже расслышал то ли далекий призывный клекот, то ли эхо окончания слова, и догадался, что скорее всего его охранник уполз пить самогон.