Сантана с любопытством глядел на улицы Сантьяго — он впервые был в этом городе. Машина подъехала к ферме «Сибоней», где подпольщиков из Артемисы встретили Мельба и Айдее. Предложив им напиться с дороги, женщины проводили их в дом, а сами возвратились к столу, на котором гладили обмундирование для повстанцев. Сантана был сильно удивлен, увидев здесь этих двух женщин, помогавших не жалея сил в подготовке штурма и своим присутствием укреплявших боевой дух повстанцев.
Заглянув в одну из комнат, Сантана увидел там нескольких человек, нервозное поведение которых бросилось ему в глаза.
— Что это с ними? — спросил он.
— Они остаются здесь, — ответили ему.
Мысль о возможной смерти не страшила Сантану, он был внутренне спокоен и старался не думать о предстоящем выступлении.
Вскоре приехал Фидель. Увидев этого человека, к которому он относился с чувством глубокого уважения и даже восхищения, Сантана ощутил огромный эмоциональный подъем. «Конечно, он был нашим лидером, нашим вождем, но независимо от этого его личность притягивала к себе людей, вызывала безграничное доверие».
Появились Тапанес и Бенитес. Несколькими минутами раньше они расстались с Хильдо Флейтасом, с которым им больше не суждено было увидеться.
Бенитес встретил среди собравшихся на ферме «Сибоней» много знакомых, но решил ни с кем из них не вступать в разговоры — не время. Неизгладимое впечатление произвел на него Сиро Редондо, «почти еще мальчик, выделявшийся среди своих товарищей непоколебимой решимостью отдать всего себя делу борьбы». В доме было тихо; сейчас, когда близился столь ответственный момент в жизни этих людей, все слова казались лишними. В углу комнаты, раскинувшись на матраце, сладко похрапывал богатырского телосложения человек в военной форме, в котором Бенитес узнал Хенеросо Льянеса. Дверь одной из комнат была заперта. Там, как сказали Бенитесу, находились те, кто в последний момент смалодушничал и отказался участвовать в выступлении.
Большинство повстанцев уже переоделись в военную форму и получили оружие. Тапанес решил последовать их примеру. Брюки оказались великоваты, пришлось подворачивать штанины. Среди разложенного на столе оружия он увидел пистолет, купленный им еще весной по заданию ячейки. Он отличался довольно оригинальной конструкцией — его можно было заряжать дополнительным патроном с дульной части. Тапанесу очень хотелось получить этот пистолет, но вместо него ему дали охотничий дробовик 12-го калибра. Пистолет, как потом оказалось, достался Рикардо Сантане.
Почему повстанцы были так плохо вооружены? Годами позже Рауль Кастро объяснял:
«К сожалению, наши скромные возможности не позволяли нам запастись необходимым количеством оружия. О качестве даже говорить не приходилось. С большим трудом удалось закупить несколько десятков самозарядных охотничьих ружей 12-го калибра и приблизительно столько же полуавтоматических мелкокалиберных винтовок. Кроме того, мы смогли достать ручной пулемет системы «Браунинг» 45-го калибра, один карабин М-1, несколько винтовок «винчестер» 44-го калибра с укороченным стволом — их можно увидеть в американских боевиках, в которых показывают жизнь ковбоев на Диком Западе, — а также несколько пистолетов и револьверов разного калибра. С помощью этого скудного арсенала было вооружено около 150 человек».[27]
«Компаньерос, нам предстоит штурмовать казарму Монкада…» Фидель обратился к повстанцам с краткой речью, в которой в общих чертах изложил план операции. Ее успех зависел прежде всего от фактора неожиданности. Дислоцированные в Монкаде воинские подразделения имеют превосходство в вооружении, однако в ближнем бою легкое оружие повстанцев дает целый ряд преимуществ. «Участие в штурме дело совершенно добровольное, так что если кто передумал, может сейчас отказаться». Таких было немного — они оправдывали свой отказ плохим вооружением. Тапанесу этот аргумент показался совершенно неубедительным, он считал этих людей просто трусами. «Сейчас не время раздумывать, необходимо браться за оружие, не размышляя, плохое оно или хорошее». — «Наше оружие нас вполне устраивало, — вспоминал Тапанес, — но даже если бы оно было в тысячу раз хуже, то все равно, мы не колеблясь пошли бы в бой». Хуан Альмейда: «Фидель отдал распоряжение запереть на время дезертиров, так как момент был ответственный. Я на его месте приказал бы их всех расстрелять. Именно из-за них в наших рядах возникли некоторые колебания, послужившие косвенной причиной того, что часть машин, подъезжая к Монкаде, свернула на развилке не на ту дорогу».
Как вспоминает Бенитес, характер предстоящей операции, несмотря на всю ее сложность и опасность, не испугал его; наоборот, он был счастлив, что близился долгожданный час. В его памяти навсегда запечатлелись слова Фиделя, обращенные к участникам штурма: