Время «Ч»

Дмитрий Стеличек еле сдерживался, чтобы не грохнуть кулаком по приёмнику. Не стесняясь собравшихся, он долго матерился, а потом бессильно опустил голову. В руке он ещё держал план-схему автомобильных дорог Ленинграда и области, по которой совсем недавно ориентировал Зураба Сакварелидзе.

– Что за паскудство такое – второй раз в году одно и то же! В январе операция была на мази, и тут – денежная реформа! Сколько мы тогда потеряли? Между прочим, очень много – спасибо падлам-коммунякам. А теперь они и вовсе решили власть взять?!

Руки молодого «авторитета» так тряслись, что только с третьей попытки ему удалось зажечь сигарету. Остальные участники ночной сходки молча сидели за овальным полированным столом – они не знали, что нужно говорить, что теперь делать. Зураб Сакварелидзе, Ншан Тер-Микаэльянц, Рафик Алмякаев, Валентин Додонов и Валериант Ким из вальяжных, богатых, уверенных в себе хозяев жизни моментально превратились в испуганных, загнанных зверей. Слова «чрезвычайное положение» не сулили им ничего хорошего.

В полнейшей тишине из чёрно-серебристого «коробка» импортного приёмника падали на стол, на пепельницы с окурками, и маленькие чашечки с остатками кофе и коньячные рюмки слова о смене власти в Москве и создании Государственного комитета по чрезвычайному положению. Поблёскивало, высыхая, золотое перо додоновского «паркера». Записная книжка Стеличека упала под стол, но никто её не поднимал.

Шёл девятый час утра, и нужно было уже разъезжаться. Но участники ночного совещания сидели неподвижно, плохо представляя, что ждёт их сейчас за дверями дома на Гороховой улице. Только что они были деятельными, возбуждёнными, азартными. Теперь «авторитеты» смотрели друг на друга покрасневшими от бессонной ночи глазами и ждали, что кто-то из них заговорит первым, даст разумный совет.

Нет бы всё произошло хоть немного пораньше! Тогда драгоценный груз ещё не тронулся в путь, и не передали всем участникам операции дату и час, а также названия начального и конечного пункта переброски. Разумеется, они пользовались особым шифром, не говорили открытым текстом, но эти предосторожности могли помочь лишь в условиях мирного времени. ЧП предполагало совсем другие правила игры, и нужно было что-то срочно менять – или останавливать груз, или вообще отменять операцию. Но ведь оружие, боеприпасы, автомобили, радиотехника уже вот-вот прибудут на станцию, где станут добычей армейских и милицейских патрулей. Однако, и на обратном пути, в случае отмены операции, может произойти то же самое. И «авторитетов» сдадут со всем ливером – «шестёрки» не станут заслонять их собой.

Опасным казалось как продолжать операцию, так и сворачивать её, и потому «авторитеты» пытались найти выход из положения. Им уже мерещились расстрелы без суда и следствия, прямо около транспорта с оружием. Страх мешал думать, сопоставлять, смотреть на вещи здраво. Стеличек и Тер-Микаэльянц сделали всё от них зависящее, чтобы обезопасить себя от милицейских агентов, которые могли сорвать операцию по переброске товара. Но удара такой силы, со столь неожиданного направления, они никак не ожидали, и потому спали в ступор.

Дмитрий молча вытащил из-за ремня брюк свой «кольт» и положил его перед собой на стол, словно хотел уже сейчас сдать оружие. На самом же деле он ни о чём таком не помышлял. Напротив, хотел продемонстрировать остальным, что готов к решительным действиям, а вот к каким именно, он не знал. И потому злился, нервничал, бормотал ругательства и соображал, о чём сейчас нужно в первую очередь думать – о деле или о семье. В точности те же самые мысли одолевали и прочих участников сходки.

Мысли Стеличека метнулись к Татьяне и Боженке, которые сейчас жили у тёщи – на углу Восьмой линии и Малого проспекта Васильевского острова. Потом он вспомнил о матери, Нине Константиновне Холодаевой, которая отдыхала сейчас в Италии. А ещё мелькнули перед глазами остроконечные крыши и шпили Праги, мосты через Влтаву, увитый плющом коттедж Яна Стеличека и его нынешней супруги. Тут только Митя сообразил, что, несмотря на доставшееся по наследству от дяди и преумноженное им самим влияние в преступном мире города, он остаётся маленьким мальчиком. Ири первой же опасности кидается, пусть мысленно, к маме и папе.

Вцепившись побелевшими пальцами в край стола, Дмитрий смотрел на не менее потрясённого Ншана. Тот, шевеля губами, барабанил ногтями по полировке в ритме марша. Смуглая, заросшая щетиной шея Тер-Микаэльянца вспотела, и по белому воротнику сорочки поползли неряшливые, желтоватые пятна.

Полнокровный толстяк Додонов достал носовой платок в ярко-синюю клетку и тщательно вытер обширную, блестящую лысину. У Валентина Максимовича начало постукивать в висках – наметился очередной гипертонический криз. Он незаметно полез за лекарством, ища глазами графин с кипячёной водой.