Время Чёрной Луны

- Если Бог простит меня сейчас, я никогда больше не буду грешить. - Он сам удивился твёрдости, с какою произнес это.

- Властию, данною мне от Господа, прощаю тебе грехи твои. - Священнослужитель перекрестил его и снял епитрахиль.

- Это всё? - Валет поднял голову.

Батюшка кивнул.

- Если ты каялся искренне, можешь быть уверен - Господь простил тебя.

Валет присел на скамейку и огляделся вокруг. Он понимал: случилось что-то, пока неясное, но всё теперь стало другим - деревья, могильные камни, земля, снег. Мир ушёл в холодную мёртвую мглу, и родился опять для новой, ещё неведомой жизни. Валет захотел сказать об этом исповеднику, но не знал - какими словами. Тот встал с места.

- Мне пора идти. Я искренне желаю вам найти Бога, - он медленно перекрестил молодого человека.

...Прошло минут десять, и Валет увидел, как открылась дверца небольшой церквушки, и оттуда появилась группа монашек. Он вспомнил, зачем пришёл сюда. Вглядевшись, сразу узнал Романцову. Та перекинулась несколькими словами с другими женщинами и, отойдя в сторону, теперь шла одна по узкой дорожке, присыпанной утренним снегом. Шла, глядя куда-то перед собой, и не замечая того, кто сидел на лавочке.

Когда расстояние между ними сократилось до нескольких шагов, Валет негромко её окликнул. Надежда застыла. Потом обернулась медленно.

- Ты?

Валет встал и подошёл к ней ближе.

- Добрый день. Или, точнее, уже добрый вечер.

- Добрый.

Валет разглядывал Романцову. Она нисколько не изменилась за это время. Просто он начал её забывать.

- Я рад тебя видеть.

- Мне тоже приятно.

Валет знал - она не будет его ни о чём расспрашивать. Всё то, чем она жила когда-то, осталось теперь за глухою стеной. Подглядеть было нельзя. Да и незачем. Та жизнь кончилась, чтобы больше уже никогда не начаться.

- Я хотел поговорить с тобою, - Валет помялся виновато и неуверенно.

Он увидел, что глаза у Надежды стали холодными. Как те камни с выбитыми на них фамилиями, рядом, у дорожки. Камней она не видела. Видела покорёженные обломки дымящегося автомобиля. И ответила не сразу. С минуту молчала. Валет ждал.

- У меня нет времени, - проговорила Романцова сухо и двинулась дальше по монастырской дорожке.

Валет шёл следом.

- Надя, - он почти умолял. - Только десять минут. Не больше.

Та, вдруг, остановилась. Лицо её сделалось усталым и безразличным.

- Хорошо, - сказала она спокойно. - Десять минут.

Потом присела на лавочку. Валет сел рядом.

- Я тебя слушаю.

Валет решил опустить предисловия.

- Я знаю, - он наклонил голову, - тебе тяжело говорить об этом... - он замялся, подыскивая слова. - Я слышал, у тебя есть бумаги, касающиеся Оганесяна...

- Я отдала их Покровскому, - глаза у неё были пустые, как у покойника.

- Всё отдала?

Романцова молчала. Она глядела туда, где струи горячего пламени пробивались сквозь стены, стёкла перевёрнутого в кювете "Москвича".

- Всё отдала? - повторил Валет свой вопрос.

Романцова медленно повернула голову и глядела без выражения.

- Зачем тебе?

- Надя, - Валет смотрел ей в глаза. - Эти люди должны, наконец, ответить за всё. Они не могут всегда говорить последними. Кому-то надо высказаться и после них.

Романцова покачала головой.

- Мне всё это неинтересно. Я знаю: рано или поздно Бог их накажет. И не хочу об этом думать.

Валет выпрямился.

- Кому это нужно? - спросила Романцова устало. - Ашоту? Павловскому твоему? Или ты уже себе новых хозяев нашёл?.. Я не хочу, чтобы ещё кого-нибудь убили. Пусть Бог сделает так, как Ему угодно...

Валет кивнул и опустил голову. Он держался ладонями за холодные доски и глядел на белый, как свежевыстиранная простыня, снег.

- Хорошо, - сказал он негромко. - Пусть будет, как будет. Пусть Бог всё делает. Мы не станем вмешиваться. Я вчера вечером телевизор смотрел: новости из "Останкино". Показывали Оганесяна. Он там на собрании выступал на каком-то, рассказывал, как в Краснодаре права армян нарушаются. С ним ещё этот - Сергей Ковалёв, правозащитник, обнимался. Сейчас Оганесян особняк, второй уже, заканчивает - на окраине Краснодара. Сын его сейчас в Америке, в университете учится... Будущая российская элита. Выучится - будет нами повелевать...

Он залез в карман, вынул оттуда пачку "Marlboro". Подумав, засунул её обратно.

- Забыл, - проговорил он рассеянно. - Забыл, что тут наверняка нельзя курить.

Романцова, вдруг, резко поднялась с места.

- Жди меня здесь, - сказала тихо, - я минут через пять буду.

Быстрыми шагами она направилась туда, где виднелись крохотные окошки монашеских келий. Смеркалось. Чёрные мохнатые тучи над монастырским двором уплывали куда-то, грозя по дороге рассыпаться пушистым сверкающим снегом.

Надежда вернулась, держа в руке картонную папку. В глазах у неё не отражалось ничего. Она молча протянула бумаги.

- Мне пора идти, - проговорила она сухо.

Валет быстро поднялся и схватил папку. Романцова, наклонив голову, шла по аллее прочь.

- Надя! - окликнул он её негромко.

Та обернулась.

- Спасибо, Надя, - он был искренне ей признателен.

Взгляд у Надежды немного потеплел.

- Пожалуйста, - тихо сказала она.