Время черной звезды

Филимон осторожно накидывает ему на плечи куртку, и он еще некоторое время сидит с отсутствующим выражением лица, прислушиваясь к изменению своего состояния. На улице три женщины развели небольшой костер и теперь жарят мясо на шампурах. Одна, по имени, кажется, Лавиния, подходит к Деметриосу с готовой порцией.

«Прошу, господин».

Тот медленно поднимается на ноги, берет у нее из рук шампур с нанизанными кусочками мяса, сочными и ароматными, благодарно кивает и принимается есть. Такие же шампуры получают Филимон и Ника.

Вкус мяса восхитителен, поэтому Ника старается не строить предположений относительно того, кем оно было при жизни. Запах костра и пряностей ласкает ноздри. Деметриос и Филимон выходят на улицу, присаживаются на корточки около огня. Лавиния подает им еще по одной порции шашлыка. Они едят с видимым удовольствием и с бессознательным достоинством крупных хищников. Крепкие белые зубы энергично рвут и перемалывают плоть, которая еще недавно бегала или летала и, разумеется, сама питалась кем-то или чем-то.

Это зрелище зачаровывает. Лавиния и ее подруги, которых вместе с ней уже шестеро, располагаются вокруг, протягивают мужчинам кружки с темно-рубиновым напитком. Одна кружка достается Нике. С опаской она делает маленький глоток. Вино! Поднимает глаза на Деметриоса. Он пьет спокойно, что отчасти успокаивает и Нику. К тому же деваться некуда, в ушах до сих пор звучат слова: «…что бы ты ни увидела, какие бы чувства при этом ни испытала, веди себя так, будто все в порядке вещей…» Сидя на корточках и держа кружку обеими руками, она пьет, смакуя, терпкое полнотелое вино, и наблюдающие за ней женщины одобрительно кивают.

Рука Лавинии ложится на затылок Деметриоса. Соскальзывает вниз, принимается ласкать шею. Он поворачивает голову и бестрепетно встречает взгляд ее призывно горящих глаз. Миг абсолютной неподвижности. Слышно, как трещат в костре сухие ветки, подброшенные Феоной.

Да, Феона. Она самая. Появляется с другой стороны, выступает прямо из-за стены огня. Языки пламени дрожат и колышатся у Ники перед глазами, над головой рассыпаются искры, как будто их, горсть за горстью, швыряет в небо гигантская невидимая рука. Выпитое вино действует странным образом. Голова остается ясной, но окружающий мир словно распадается на фрагменты, на видеоклипы. И она просматривает эти видеоклипы, паря над склоном горы – белый снег на черных камнях…

…поглаживание по голому колену. Ника накрыла пальцы Деметриоса своими, порывисто сжала. Он смотрел на нее, лежа на правом боку, довольно близко к краю кровати, куда подполз, пока она грезила наяву. Лоб его уже не был мокрым от пота, красные пятна исчезли со скул, взгляд прояснился.

– Как ты? – спросила Ника.

– Все лучше и лучше. Кажется, жар спадает.

– Ты уверен, что внутренних повреждений нет?

– Таких, которые требовали бы хирургического лечения, нет.

– Димка. – Она проглотила комок. – Ты помнишь все, что с тобой делали? Там, в доме… и позже, в подземелье…

– Да, – ответил он, чуть помедлив.

– Когда-нибудь ты расскажешь мне?

– В подземелье ты была рядом со мной, дорогая. – Голос его звучал уже по обыкновению ровно, чуть иронично. – Ты совсем ничего не помнишь?

– Не помню. Вернее… не хочу вспоминать.

– Зачем же я буду рассказывать тебе то, о чем ты не хочешь вспоминать? – Стараясь не морщиться и все-таки морщась, он отодвинулся, поманил ее к себе. – Иди сюда. Ложись.

Поскольку он лежал полностью обнаженным, Ника скинула халат, белье и забралась к нему в таком же точно виде, прикрыла ноги краем одеяла. Глядя на нее в упор, Деметриос хмурился и улыбался одновременно. Она не знала другого человека, у которого это получалось бы так выразительно, как у него.

Завораживание. Соблазн. Да, она не хотела вспоминать, но кое-что вспоминалось само, и никуда от этих воспоминаний было не уйти. Глаза Феоны, жгучие женские глаза, жадно озирающие Деметриоса, отслеживающие каждое его движение. Гортанный хриплый смех возбужденных самок, играющих друг с другом. Похабные шуточки. Резкие, звонкие шлепки по грудям и щекам… стоны боли, переходящие в стоны страсти… поцелуи до крови… сплетение, колыхание, раскачивание мужских и женских тел. Истошный вопль, от которого Ника, покорно принимающая ласки Лавинии и Агаты, содрогнулась… потому что узнала голос Максима.

– Я боюсь вспоминать. Но знаю, что должна.

– Кому должна?

– Деметриос, я запустила череду страшных событий и должна отдавать себе отчет… ну, хотя бы… – Неожиданно для себя она разрыдалась. Деметриос не делал попыток успокоить ее. – Я должна понять и запомнить, ЧТО натворила.

– Ника, мы не можем предвидеть все, абсолютно все последствия своих действий. Мы можем только соглашаться или не соглашаться нести ответственность за них.

– Это я понимаю.

– Даже там, в моем доме, который ты называешь домом Отшельника, у них была возможность сдать назад и таким образом спасти свои жизни.

Спасти свои жизни. Спасти свои жизни.

Эти слова молотом стучали у нее в голове.

– Они погибли? – спросила Ника, заранее зная ответ.