Вскоре все было закончено. Ближайшие родственники усопшего, почтительно сопровождаемые остальными, сели в свой далеко не новый «кадиллак», а затем почетные носители гроба и некоторые прочие приглашенные в дом покойного уселись в свои автомобили или арендованные для них лимузины. Церемония у могилы оказалась короче, чем ленч, которым Пег Слэттери угостила свою дочь. Почетные носители гроба принялись поглядывать на часы и блокнотные листки, на которых их старательные секретарши записали время отправления удобных для них поездов. У всех иногородних во второй половине дня уже намечены были дела, и дела эти были вдалеке от Гиббсвилля. Печальный долг по отношению к Джо Чапину был исполнен; оставалось выпить по стаканчику виски, съесть ленч, обменяться фразой-другой с Эдит, и в путь. И скорее всего многих из них Гиббсвилль никогда больше и не увидит. Все эти важные люди дорожили временем, и большинство из них по опыту знали, что, пока ты занят делом, ты жив, — ты жив хотя бы до той минуты, пока тебя не настигла смерть. Никому из них не было по душе то, из-за чего они приехали в Гиббсвилль. И никто из них не хотел тут задерживаться, не желая, чтобы ему напоминали, из-за чего именно он сюда приехал. Стаканчик виски, кусок бифштекса с кровью, пожатие руки Эдит, поцелуй в ее увядающую щеку, и можно возвращаться в свой привычный мир. Для адмирала, которому уже обеспечили послевоенную гражданскую службу, здесь не было ничего привлекательного, как и для губернатора, который не собирался выдвигать свою кандидатуру на следующий срок. Редактор газеты Хукер, единственный, кто точно знал степень важности каждого из почетных носителей гроба, находился в таком состоянии упоения славой и растерянности, что забыл обо всем на свете и расслабился. Дэвид Л. Харрисон, относившийся с подозрением ко всем, с кем не был знаком хотя бы в течение тридцати лет, прилепился к Артуру Мак-Генри, которого знал уже тридцать лет, и ни один из этих двух преданных памяти Джо друзей не завел в тот день ни одного полезного знакомства. У невероятно высокого мужчины, который учился с Джо Чапином в Йеле, состояние было значительней, чем у Дэвида Л. Харрисона, и всякий раз, когда ему хотелось увидеться с Дэвидом Л. Харрисоном, он мог это сделать в их общем частном клубе «Звенья». Генри Лобэк имел довольно тесные деловые отношения с Дж. Фрэнком Киркпатриком, но они питали друг к другу явную неприязнь. Новый заведующий школами, мистер Джонсон, проштудировал с помощью «Кто есть кто» все необходимые сведения о прибывших в город важных персонах (и нашел там всех, за исключением Уитни Хофмана и сотрудника банка мистера Дженкинса), но не был уверен, кто из них Дэвид Л. Харрисон, а кто Дж. Фрэнк Киркпатрик. Сотрудник банка мистер Дженкинс выискивал возможность поговорить только с мистером Дэвидом Л. Харрисоном, который сделал все возможное, чтобы мистер Дженкинс больше не подходил к нему ни на одном собрании банкиров, называя его «доктором Дженкинсом» и прекрасно сознавая, насколько этот титул не имеет к мистеру Дженкинсу никакого отношения. Вся эта компания из шестнадцати мужчин, собранная в кучу и сопровождаемая полицией, со стороны казалась сплоченной группой, но впечатление это было обманчивым. На самом деле все они знали далеко не одного и того же Джо Чапина.