Я осторожно потрогал пальцами свое болезненно чувствительное лицо. На опухших местах вылезала щетина.
— Теперь я уверен, — прохрипел Густав Далль. — Теперь я знаю, что ты скандалами торговать не намерен.
— Расскажи про «порше», — сказал я. — Номер «DXS-898», зарегистрирован на «Суперкарс». Ты на нем ездишь несколько недель. У меня есть снимки этой машины перед домом Юлиуса Боммера. В четверг, когда его убили.
Густав Далль пожал плечами.
— Расскажи о Гугге, — сказал я. — Почему он разъезжает в «БМВ-750» стоимостью в полмиллиона крон и почему эта машина зарегистрирована на «Суперкарс»?
Ответом было молчание.
— Вот видишь, — сказал я, ухмыляясь. — Я не продаю скандалов. Я хочу только спросить кое о каких мелочах.
Густав Далль громко отхаркнулся.
— Ничего я не знаю ни о каком «порше», — прохрипел он наконец. — И столько же — о каком-то Гугге на «БМВ».
Он тяжело заворочался в кресле. Вытянул ноги, положил их одна на другую, тщательно прицелился и опустил сияющие ботинки на ковер.
— Я не понимаю, чего ты добиваешься. Но честно тебя предупреждаю. Ты, по-видимому, фотограф. Мелкий делец в отрасли, которую я считал уже мертвой. Я могу тебя уничтожить, в смысле коммерческом, профессиональном, техническом, физическом... Я могу тебя полностью сломать, если встанешь у меня на дороге. На принятие такого решения мне понадобится всего несколько секунд, а на финансирование операции уйдет столько денег, сколько я зарабатываю за несколько минут.
И тут громко захохотал Зверь. Он стоял, прислонясь к одной из светлых стенок, белозубо осклабившись из глубин черной бороды.
Я поднялся и подошел к Густаву Даллю. Пнул по его ботинку, так что ноги его разъехались. Он взвыл от неожиданности, потерял равновесие и соскользнул в недра своего кресла.
— Ты убивал? — спросил я. — Ты когда-нибудь убивал?
Он подобрал ноги, не отвечая.
— Я не о тех случаях, когда стоят в лаковых ботинках и стреляют в косулю, — прошипел я. — Приходилось тебе встретиться с убийцей, который охотится за тобой, и убить его, чтоб самому спастись.
Зверь хихикнул, там, у стены.
— Спроси Зверя, — рявкнул я. — Спроси, убивал ли он.
Зверь захлебнулся от смеха. Он подошел к нам.
— Я только простой убивец на сексуальной линии. А вот, — он крепко хлопнул меня по плечу, — вот взгляни на мой compadre, уж он настоящий убивец.
В большой комнате стало абсолютно тихо. Потом Зверь снова засмеялся, ткнул в мою сторону большим пальцем и сказал Густаву Даллю:
— Да он дрожит! Ты не видишь? А которые дрожат, они самые опасные.
Он повернулся ко мне и мягко произнес:
— Мы же обсуждали об этом, когда шли сюда.
Густав Далль выкарабкался из глубин кресла и поддернул штанины, чтобы вернуться в позицию без складок. Его лоб был мокрым, но хриплый голос звучал спокойно и уверенно:
— Ты хотел получить ответ на несколько вопросов, вероятно, потому, что у тебя умер друг. Ответы просты. Я никогда ранее не слышал о Юлиусе Боммере. Я не причастен к его смерти. Это абсолютно правдивые ответы, и тебе придется ими удовольствоваться. — Он вытащил носовой платок и осушил лицо, прежде чем продолжить: — Не думай, что я боюсь вас. — Тут он даже улыбнулся. — И не думай, что это делает меня неопасным.
У его локтя мерцал экран компьютера. Я ткнул в него пальцем:
— И еще одно. У тебя не пропала ценная дискета?
Густав Далль не ответил. Он только потряс головой.
Тогда я повернулся и пошел. Зверь тенью двинулся за мной. Открыв дверь, я оглянулся на Густава Далля. Его лицо блестело, губы кривились.
— Тебе бы надо пролезть на биржу с «Сентинел», — сказал я. — Курсы ползут вверх. Триста семьдесят четыре за «вольво».
И, помахав ему, пообещал:
— В следующий раз придет полиция.
Духи аэропортовской дикторши были просто как горный воздух после паров вокруг ее шефа. Я остановился, машинально уставясь на нее. Ее лицо застыло. Я вернулся назад к двери, открыл ее и снова взглянул на Густава Далля. Он сидел в том же положении. Я долго смотрел на него. Потом ухмыльнулся.
— Послушай, я что, не те вопросы задал?
Медленно-медленно на его уста возвратилась улыбка. Улыбочка.
— Ну, конечно. Как раз те вопросы, на которые у меня нет ответа.
Он вроде был не прочь продолжить, но выжидательно молчал. Я тоже, потом с расстановкой покачал головой и собрался закрыть дверь. Как раз в этот момент он негромко спросил:
— Почему об этом ничего не было в газетах?
Я пожал плечами.
— Об убийстве Боммера, — добавил он.
В лифте Зверь набросился на меня:
— Que, amigo, que?
Я встряхнул головой.
— Нельзя, чтобы с ней что-нибудь случилось. Тогда он умрет. Обещаю: тогда он умрет.
Лифт с лязгом полз вниз. Немного спустя я добавил:
— Но я не мог сказать ему об этом. Не сейчас. Пока еще нет.
Зверь уселся за руль. Ему нравился маленький быстрый «пежо», но водил он его как пенсионер, бывший ранее инспектором страховой компании — педантично, строго по правилам, не превышая скорости, никогда не забывая правила правой руки.
— Я не могу рушить законы в стране, которая дала мне политическое прибежище, — обычно заявлял он.
— Нарушать, — обычно поправлял я. И затем добавлял: — Убежище.