Время делать ставки

Он подался на сиденье, его глаза сверкнули:

— А хоть бы и так! Попалила меня, сука… но я тебе ничего не скажу!

— Олег Кошевой нашелся, — процедила я. — «Молодая гвардия». Конечно, ты будешь до последнего молчать, потому что, если ты расколешься, тебя свои же на дубленки пустят. А я все-таки задам свой вопрос: так кто заказал и убил девушек?

И я ударила ему двумя пальцами в район локтевого сгиба. Там проходит нервный узел, и боль жуткая. Он даже губу прокусил, чтобы не заорать, и все-таки замычал от боли и головой завертел.

— А им еще больнее было, когда их убивали, — тихо сказала я, занося руку для удара, — ну… кто?

— Я не знаю, кто заказывал, — прохрипел тот, — а выполнял… я только при одном был, когда Инку… а все остальное делал…

Он замолчал, облизывая пересохшие губы. По лбу его тек пот. Я схватила его за ухо и рванула так, что затрещали хрящи:

— Ну! Кто? Го-во-ри!!

Маневр с ухом был несколько опрометчив и вызван откровенно эмоциями; и охранник «Эдельвейса» наглядно мне это доказал. Он перехватил мою руку и взял ее в такой залом, что мне показалось, будто треснула кость. Второй рукой он схватил меня за горло. У него были дьявольски сильные пальцы, и он, честное слово, в две секунды сломал бы мне горло, если бы я, извернувшись, левой рукой не ударила его под подбородок. Что есть сил. Я почувствовала, как расходятся ткани и мои пальцы входят в теплое и влажное.

Его пальцы дрогнули на моем горле — и обмякли. Я высвободилась из-под туши убитого и, оглядев себя, увидела кровь. Я вся была в крови.

Меня трясло. Нельзя было оставлять машину тут во дворе, с трупом и сплошь залитым кровью задним сиденьем. Я перебралась за руль и, дрожащими пальцами, тем не менее четко, сломав стартер, соединила проводки. Машина завелась. Я отогнала ее на какой-то пустырь и там бросила. На все про все мне потребовалось около сорока минут, потому что я старалась ехать по наименее людным, если такое слово применимо к темному времени суток, улицам, но пуще всего боялась попасться на глаза дорожным ментам. Задержи они меня, и все труды с внедрением в структуру Каморина — Оганесяна пойдут прахом.

Бросив машину с трупом на пустыре, я столкнулась с другой проблемой: как быть с одеждой? Пришлось снять и бросить ее в канализацию, а потом поймать машину и травить жалостливому водителю легенду, что меня раздели и обчистили грабители. Не могу сказать, что водитель оказался особо гуманным, потому что вслед за моим рассказом он спросил:

— А как же тогда за проезд расплачиваться будешь? Денег-то нет?

— Договоримся, — нараспев произнесла я и положила руку ему на колено. Он было потянулся ко мне, но я отпрянула и проговорила:

— Эй, это уже на месте! А то знаю я вас, мужиков… поматросил и выбросил на улицу.

— Ладно… — проворчал тот. — Поехали. Только не вздумай обмануть…

Я велела ему остановить машину в двух кварталах от моего двора, а потом, когда он засопел и принялся было манипулировать со своими брюками, бросила ему на бардачок бумажку в двадцать долларов и вылезла из автомобиля со словами:

— Держи, кобель.

— Эй, погоди! Мы так не договаривались.

— Да пошел ты!.. — крикнула я и босиком припустила к своей арке.

— Где ты хоть «бабки» держала, что тебя обчистили, а до денег не добрались? — бросил он вдогонку.

Родион с изумлением рассматривал меня минуты две, когда я появилась в дверях, босая, в одних колготках и футболке, на правом рукаве которой расплылось кровавое пятно. Все-таки просочилась.

— Ты что… — наконец проронил он, — моржеванием собралась заняться, что ли?

— Вроде того! — с веселой злостью ответила я.

* * *

Ничего удивительного, что после подобных приключений я не спала до утра. Переодевшись и перекусив, я пришла в кабинет Родиона Потаповича, и он принялся отпаивать меня своим излюбленным коньяком. Обычно я более чем сдержанно отношусь к спиртному, но сегодня было слишком мало поводов, чтобы не выпить.

Шульгин слушал мой рассказ, не перебивая. После того как я, опустив подробности своего возвращения с залетным водителем, подвела итог вечера, Родион Потапович проговорил:

— Ну что же, кажется, пошло то, что в детской игре называют «горячо» и «еще горячее». Значит, тебя поселили на ту самую квартиру, где жили убитые Инна Малич и Екатерина Деева?

— Да.

— Совпадения, совпадения… Но чего больше в этих совпадениях, плохого или хорошего, я пока что сказать не могу. Значит, с тобой говорил лично Ованесян?

— Да.

— Совсем горячо… — пробормотал босс. — Ну что же, как говорится, можно заключить, что пошел самый цвет. Ты показала себя с лучшей стороны.

— Видели бы вы, с какой стороны себя показывают, когда танцуют в этом «Эдельвейсе», — отозвалась я.

— А тот человек, что следил за тобой и которого ты была вынуждена… убрать? Он — человек Каморина?

— Я так полагаю. Да он и сам говорил, что Филипп Юрьевич ему рекомендовал…