— А ты хотела заработать десять «штук» баксов поливанием цветочков в садочке? — прошипел Благовещенский, хватая меня за плечо. Я с трудом удержалась от того, чтобы не вырваться и не поставить на место этого негодяя. Его напускной бархатный тон ушел, дав место неприкрытой агрессии. Зловещие металлические нотки как бы клепали его речь. — Ты, Леночка, наверное, не совсем дура, чтобы не понимать, каким путем можно заработать много денег за один короткий промежуток времени.
— Что ты раскипятился, Гена? — перебила его я. — Не надо пылить. Я же не против. Только согласись, что прежде чем что-либо делать, нужно пять раз отрепетировать. Я понятно говорю?
В его глазах блеснуло удивление.
— Д-да, — ответил он. — А ты молодцом. Значит, я в тебе не ошибся.
— А если бы ошибся?
Он вяло пожал плечами, однако я видела, какое напряжение светилось в его глазах:
— Ну что же. Думаю, что в таком случае несдобровать ни тебе, ни мне. Что самое печальное. Мы ведь с тобой теперь в одной упряжке.
— Гена, а ты уверен, что это вообще возможно? — тихо спросила я. — Я ведь была в этом «Бункере». Там всегда полно охраны. Зрители сидят хоть и близко, да толком не разглядишь лиц. И вообще… зачем такие сложности? Не проще ли подкараулить Ованесяна где-нибудь на улице и…
— Не проще, — перебил меня Геннадий. — Не проще! Где ты его подкараулишь? Полно охраны. Не-ет, зверя надо бить в его собственном логове.
— В его собственном логове… — машинально повторила я. — Погоди… в его собственном… ведь «Бункер» — это совладение Ованесяна! Значит… значит, мы будем убирать своего хозяина? Как же?..
— А ты что, успела воспылать к нему преданностью? — ядовито спросил Благовещенский. — Мне казалось, что Оганесян вообще такой человек, к которому сложно привязаться. Хачик — он и в Африке хачик.
— Так то в Африке, а тут Москва, и…
— Ты еще долго будешь разводить полемику? — прервал тренер. — Если отказываешься, так и скажи! Только мой тебе дружеский совет: не надо крутить носом. Ты уже в деле, и вырывать тебя из дела можно, что называется, только с кровью и мясом.
«Образно выражается, — подумала я. — Ну, Родион Потапыч, ты снова оказался прав. Как же ты разглядел в милом и очаровательном Гене Благовещенском та-акую гниду?! Ведь Гена в этой цепочке исполняет роль посредника. Я — исполнителя. А кто же заказчик? Как говорил босс, он где-то близко, где-то в этих структурах…»
Вслух же я сказала:
— Честно говоря, мне пока что не верится, что возможно убрать Ованесяна так, как ты сказал. Ведь сразу же увидят, заметят, и…
— Не заметят! Проверено.
— То есть, — произнесла я, понижая голос, — проверено на практике? Значит, кто-то уже делал это? В «Бункере», вот таким способом… да?
Благовещенский с грохотом захлопнул дверь и, повернув ко мне бледное лицо, ответил:
— Да.
— Делал?!
— Все, хватит об этом. У нас осталось мало времени. Следует отработать то, что ты будешь делать завтра вечером, до мелочей. До автоматизма, поняла?..
15
Снег падал нарастающей лавиной. Он залеплял лицо, ластился к плечам и рукавам, словно ласковый белый кот с густой пушистой шерстью.
Развязка дела близилась. Я чувствовала ее горячее дыхание, и оно не могло остыть под двадцатиградусным предпраздничным морозом. Родион превосходнейшим образом просчитал ситуацию и предугадал ее развитие, и мне в очередной раз пришлось слепо следовать по указанным им схемам. Все зависящее от меня я выполнила неплохо, но то, что предстояло завтра… Это было беспрецедентно.
Прежде чем поехать в офис к Родиону, я зашла на съемную квартиру, где обитала вместе с моей завтрашней соперницей по «гладиатор-шоу» в «Бункере». Идти напрямую к нам в бюро «Частный сыск» я не рискнула, потому что слишком свежи были воспоминания о том, как меня выследили, что стало причиной трагических последствий.
Ольга сидела в гостиной и, болтая ногами, смотрела какой-то идиотский сериал про бандитов. По всей комнате были раскиданы ее вещи, обертки от мороженого и апельсиновые корки. Пахло чем-то слабоалкогольным, вроде новогодней шипучки, по недоразумению именуемой шампанским.
— И что? — спросила я недовольно. — Прибраться нельзя было?
Она не ответила, даже не повернула головы.
— Ты что, оглохла, балда? — повторно воззвала к ней я.
На этот раз она среагировала. Встала из кресла, причем оказалось, что из одежды на ней одни трусики, и выговорила нараспев:
— A-а, капризуля наша пришла-а, — язык у ней довольно прилично заплетался. — Ну, где была, уточка ты наша?..
— Почему уточка? — чувствуя подвох, спросила я.
— Потому что под-сад-ная…
Я похолодела. Остро кольнуло под ложечкой. Я бросила свою сумку на диван и ответила:
— Ты, я смотрю, выпила и несешь всякую чушь. Совсем, что ли, спятила? Завтра важный день.
Ее губы искривила усмешка:
— Ага. Важный. А для некоторых — еще и последний.
— Поэтому и готовишься? — спокойно сказала я. — Ну-ну. А что за мужик у тебя был?
— С чего ты решила?
— Да так, знаешь ли… В прихожей — запах дорогого мужского одеколона, ушел, видать, недавно. Зажигалка валяется «зипповская», а ты — не куришь. В пепельнице — три окурка «Кэптэн Блэк», да и…