Время демографических перемен. Избранные статьи

В повести несчастный Саван буквально раздавлен аргументацией и благородством своего советского оппонента. Он срочно перековывается и после своей первой, мальтузианской книги пишет две новые – антимальтузианские. За это его увольняют из Национального института демографических исследований, он остается без средств к существованию, и тут бы ему и погибнуть, если бы благородный Великанов не организовал публикацию его книг в СССР и других «социа листических» странах. Но все равно удары судьбы слишком тяжелы для бедного Савана, он переносит инфаркт и, в конце концов, умирает.

На деле же Великанов-Подъячих боролся не только с Саваном и не только в Нью-Йорке. Там-то борьба была как раз бутафорской. Его звезда взошла после опорочения переписи населения 1937 г. и ареста большинства ее ведущих участников. В 1960-е годы появились признаки их реабилитации и возрождения демографии, и Подъячих бросил весь свой вес, тогда немалый, чтобы доказать ненужность демографии как самостоятельной науки в СССР и запятнать тех, кто пытался хоть как-то пробудить в стране демографическую мысль. Он непрестанно писал письма в разные высокие инстанции, требуя окоротить чрезмерно свободомыслящих (так ему казалось) демографов и «защитить марксизм-ленинизм». В декабре 1970 г., например, он в очередной раз взывал к ЦК КПСС, прилагая «новые данные об искажении и ревизии взглядов Маркса, Энгельса и Ленина в советской печати», и требовал приструнить отступников. … «У нас уже несколько лет такие работы, как… брошюра Гузеватого (речь шла о брошюре Я. Н. Гузеватого «Программы контроля над рождаемостью в развивающихся странах») и “Один день Ивана Денисовича” Солженицына легко публикуются… У нас много говорится о необходимости борьбы с буржуазной идеологией, а на деле в печати легче выступить тем, кто в своих работах льет воду на мельницу буржуазных идеологов».

Такой реакции, на какую рассчитывал Подъячих, в те годы уже не было. Его времена ушли, развязка оказалась совсем не той, которая виделась автору упомянутой «повести». В 1977 г. ее герой покончил с собой. Но все же сказать, что к его словам совсем не прислушивались или что он был одинок в своем законсервированном догматизме и доносительстве по убеждению, тоже нельзя. Интеллектуальная атмосфера была надолго отравлена ядом сталинских идеологических проработок, их дух и сейчас не испарился полностью, а тогда был еще очень силен, убивал всякую свободную мысль. Это сказалось, конечно, на судьбах не одной только демографии, но ее развитие затормозило очень сильно. Она и сейчас у нас еще не вышла из пеленок, а тогда и подавно. Вот об это-то и споткнулась профессиональная жизнь Курмана – и этого он никак не мог понять. Ему-то, после лагеря, эта жизнь казалась свободной…

Годы спустя после смерти М. В. мне попалась на глаза небольшая заметка в газете «Известия» (21 октября 1988 г.). В ней приводились слова из интервью начальника отдела массово-разъяснительной работы по переписи населения Гос комстата СССР В. Алферова: «Мы не можем ответить точно, за что были репрессированы люди, организовывавшие перепись. Может быть, за спекуляцию картошкой… Доказательств нет». Со времени суда над М.В. минуло ровно 50 лет…

В 1975 г. М. В. исполнялось 70 лет. Чтобы как-то облегчить одолевавшее его чувство заброшенности и забытости, А. Г. Волков и я через А. Я. Боярского, директора Научно-исследовательского института ЦСУ СССР, где мы тогда работали, стали хлопотать перед В. Н. Старовским, с которым М. В. был знаком еще до ареста и к которому он несколько раз обращался после освобождения, о награждении М. В. ведомственным знаком «Отличник социалистического учета». Решили, что это будет ему приятно. Старовский не отказал, попросил подготовить документы, но ведь и он прошел ту самую школу. В последний момент он уклонился от решения и велел переслать документы в Киев – Курман жил на Украине, и формально его должно было награждать ЦСУ Украины. На том дело и кончилось. М.В. об этом ничего не знал. Все же в день юбилея Старовский прислал ему поздравительную телеграмму (не забыл!) – на специальном бланке со штампом «Правительственная». М. В. был на седьмом небе, долго всем об этом рассказывал. Спустя какое-то время был 70-летний юбилей самого Старовского, его наградили орденом Ленина, и М.В. был так горд этим, как будто наградили его самого.