Время – деньги. Автобиография

Когда я, как описано выше, освободился от забот по типографии, я льстил себя надеждой, что, нажив приличное, хоть и невыдающееся состояние, могу посвятить себя на остаток жизни занятиям наукой и развлечениям. У доктора Спенса, приехавшего сюда из Англии читать лекции, я купил все его инструменты и приборы и, не теряя времени, приступил к опытам с электричеством. Но публика, полагая, что я теперь человек свободный, предъявила ко мне собственные требования. Я оказался нужен одновременно во всех разделах городского управления, везде для меня нашлось дело. Губернатор включил меня в комиссию по мирным переговорам, отцы города избрали в муниципальный совет, а вскоре затем в олдермены, граждане выбрали своим представителем в Законодательной Ассамблее. Это последнее избрание было мне тем более приятно, что мне надоело сидеть там и слушать прения, в которых я как секретарь не имел права участвовать и которые частенько бывали так скучны, что я от нечего делать рисовал магические круги и квадраты; теперь же, будучи избран в члены, мог наконец надеяться принести настоящую пользу. Впрочем, я не хочу сказать, что все эти назначения не льстили моему тщеславию – очень даже льстили, и немудрено: если вспомнить, с чего я начинал, всякий поймет, как много они для меня значили, а главное, они доказывали, сколь высоко меня ценит общественное мнение, притом что сам я ни о каких повышениях никогда не просил.

Пригляделся я и к работе мирового судьи, посидел на заседаниях, послушал разбирательства, но, убедившись, что для добросовестного исполнения этой должности моих знаний обычного права недостаточно, бросил это занятие, оправдываясь тем, что связан более высокой обязанностью посещать заседания Ассамблеи. А избирали меня туда ежегодно в течение десяти лет, причем сам я ни разу не обратился ни к кому из выборщиков с просьбой отдать мне голос и ни прямо, ни косвенно никому не дал понять, что желал бы быть избранным. Когда я стал членом Ассамблеи, секретарем туда был назначен мой сын.

В следующем году, когда предстояло заключить в Карлайле договор с индейцами, губернатор обратился к Ассамблее с просьбой выделить для этой цели нескольких членов, которые вошли бы в комиссию наряду с членами Совета. Ассамблея предложила спикера (мистера Норриса) и меня, мы были утверждены и отправились в Карлайл, где и встретились с индейцами.

Поскольку индейцы склонны к пьянству и в пьяном виде становятся неукротимы и буйны, мы строго запретили продавать им спиртное; а когда они стали жаловаться, объяснили им, что если они останутся трезвыми до конца переговоров, то потом получат рому сколько душе угодно. Они обещали и сдержали обещание, благо не могли раздобыть спиртного, и переговоры прошли весьма чинно и закончились к обоюдному удовлетворению. Тогда они потребовали рома и получили его. Произошло это во второй половине дня; их было около сотни – мужчин, женщин и детей, и жили они во временных хижинах, построенных квадратом у самого въезда в город. Вечером, услышав страшный шум, члены комиссии пошли посмотреть, что там творится. Все они перепились, и мужчины и женщины, и затеяли ссоры и драки. Их темные полуголые фигуры, освещенные тусклым пламенем костра, гоняющиеся друг за другом с головнями под душераздирающие вопли, являли собою зрелище, как нельзя более соответствующее нашим представлениям об обстановке в аду; утихомирить их не было возможности, и мы возвратились к себе на постоялый двор. В полночь целая орава их ломилась к нам в дверь, но мы оставили их без внимания.

Наутро, сообразив, что тревожить нас было невежливо, они прислали к нам трех делегатов с извинениями. Тот из них, что говорил первым, признал, что они вели себя дурно, но свалил вину на ром, а потом попытался оправдать ром такими доводами: «Великий дух, сотворивший все вещи, каждой вещи дал какое-нибудь назначение, и какое назначение он ей дал, так ею и следует пользоваться. Когда он сотворил ром, то повелел: да будет он для индейцев, чтобы напивались, значит, так оно и должно быть». И в самом деле, если в планы провидения входило изничтожить этих дикарей, дабы освободить место для землепашцев, вполне вероятно, что оно избрало своим орудием ром. С помощью рома уже истреблены все племена, ранее населявшие побережье.

В 1751 году доктор Томас Бонд, один из самых близких моих друзей, задумал учредить в Филадельфии больницу (весьма полезный проект, ошибочно приписанный мне) для приема и лечения больных бедняков как из жителей нашей провинции, так и посторонних. Он стал с усердием собирать на это средства, но так как затея его была для Америки внове и не сразу была понята, дело у него подвигалось туго.