Время дикой орхидеи

Она принялась было обмахиваться веером, но сама себе показалась при этом глупой и сложила вещицу, положив ее на колени. Она сидела, являя собой стереотипную картинку с изображением европейской дамы, которая в тропиках мучается от неизбывной жары и, одинаково утомленная и раздраженная, смертельно скучает. Лучше бы она осталась дома.

Она тоскливо бросила взгляд через плечо, в ночь.

Было еще светло, когда они вошли в эти прославленные сады через китайские ворота. Пальмы и огромные деревья давали тень, а гигантские водяные лилии, подарок сиамского короля, плавали по озеру, их наполненные цветочные горсти белели или розовели в сумерках, а широкие листья давали место множеству водных птиц.

Дом располагался в лабиринте из живой изгороди и среди дорожек, вьющихся сквозь волшебно подрезанную и цветущую зелень. Изящный, как павильон, несмотря на впечатляющие размеры, воздушный благодаря множеству окон и арок, он парил на колоннах, под которыми протекали водяные каналы, цвели лотосы и посверкивали красновато-золотые тела рыбок.

Теперь лампионы и фонари вырезали из тьмы силуэты столь же изящных азиатских павильонов, окруженных тщательно взлелеянными деревьями, живыми изгородями и цветочными клумбами. Крик павлина перекрывал стрекот цикад, нежный плеск и журчание ручьев. Тени кустов, подстриженных на проволочных каркасах в виде драконов и дельфинов, слонов, собак и крокодилов, пробудились к жизни. Сказочная страна между востоком и западом. Царство волшебства, созданного из неисчерпаемого богатства природы безграничной фантазией человеческих рук.

Ах Тонг любил этот сад, открытый для свободного посещения публики в китайский Новый год; Георгина с нетерпением ждала утра, чтобы подробно рассказать ему обо всем.

Неподалеку от нее взорвался хохот мужчин. Пары крепкого спиртного тяжело висели в воздухе, смешиваясь с мужским потом, едким дымом сигар и курительных палочек; наверняка пройдет еще некоторое время, пока будет сервирован ужин. Георгина поймала извиняющийся взгляд Пола, прежде чем мистер Гилмен из Гамильтон, Грей и Ко и еще один коммерсант из Швейцарии снова втянули его в оживленный разговор о клане Конгси, строительстве портового дока и налогах на опиум.

Разговоры, которые Георгина обычно с удовольствием слушала, хотя и знала, что ее мысли по этому поводу не обладали никакой ценностью.

– Сравню ли с летним днем твои черты? – Мужской голос, низкий и мелодичный, с безупречным английским, но с несомненным оттенком китайского происхождения. – Но ты милей, умеренней и краше.

Георгина запрокинула голову и засмеялась.

– Сразу заметно, что мы с вами недавно познакомились, мистер Хоо. «Умеренней летнего дня» меня не назвал бы никто из тех, кто знает меня ближе!

Его борода смоляной черноты, длинная и тонкая – два крысиных хвоста – весело тряслась.

– Ваш весьма ценимый мною мастер Шекспир назвал бы, мадам. Вы позволите?

Георгина кивнула, и он опустился на стул рядом с ней.

Для китайца он был рослым, но не так высок, как Ах Тонг. Хотя он был лет на двадцать старше ее, его удлиненное лицо с высоким лбом было гладким, как бледно-желтый фарфор. Глаза под высокими, тонкими дугами бровей, узкие и словно нарисованные тушью, могли бы показаться грозными, если бы не добродушное лукавство с заметной толикой шарма, вспыхивавшее в них.

– Прошу вас, мадам, называйте меня просто Вампоа, как и все в Сингапуре. Вампоа, по месту моего рождения в Кантоне.

Без лишних церемоний он взял ее руку и поднес к своим губам. Хотя по китайской традиции он сохранял выбритый лоб и длинную заплетенную косицу, однако носил фрак, как и его европейские гости. Лишь горстка китайских тауке, присутствовавших на этом вечере, придерживались своей моды из мягко опадающих брюк и шелковых рубашек с длинными рукавами.

– Причислить к моим гостям сегодня вечером даму такой очаровательной внешности – это самая большая ценность в моем скромном доме.

Писанные маслом английские ландшафты покрывали стены наравне с китайскими рисунками тушью, свитками с иероглифами и обрамленными оттисками портретов семьи Ее Величества королевы Виктории. Итальянские вазы, японская резьба и китайский фарфор стояли на английских и азиатских предметах мебели рядом с резьбой по нефриту и статуями с Дальнего Востока и из Европы. В этом доме, где окна были застеклены немецкими витражами, полы выложены узорными керамическими плитками из Англии, а время отбивали французские часы.