Время для мага. Лучшая фантастика 2020

Сейчас, подхвативши под мышки оба немаленьких сундука статского советника, Прохор – косая сажень в плечах и немного больше в росте – сухопутным левиафаном пер сквозь заполонившую перрон толпу, с легкостью прокладывая своему господину дорогу к сектору для пассажиров с билетами первого класса. Козинцев, куда более стройный и худощавый и – увы! – гораздо менее молодой, обремененный единственным саквояжем и перекинутой через руку шинелью с подполковничьим золотом погонов, двигался у Прохора в кильватере.

Над перроном стоял привычный гвалт скорого отправления. Во всех направлениях сновал разносословный люд с корзинами, тюками, узлами и прочей, более изящной кладью. Плащи с пелеринами, шинели, френчи и стильные пальто от столичных модисток бурлили в едином котле с пестрым тряпьем простого народа. Кудахтали куры; им вторил площадной бранью огромный попугай, восседавший на плече одетого с иголочки денди в высоком цилиндре. Чуфыркал маневровый локомотив, бегая туда-сюда по плетению путей сортировки. Скучающие городовые скользили ленивыми взглядами по морю лиц, выискивая среди них неблагонадежных и беглых каторжников. Носильщики, сверкая нумерными бляхами, резали толпу своим вечным «Па-абереги-ись!» и суетливо гремели тележками с багажом.

У края платформы поток пассажиров разделялся турникетами натрое; согласно классам билетов, они устремлялись к трем порталам в отделяющей перрон от путей стене. Основная масса отъезжающих, благоухая кирзой сапог и овчиной душегреек, блестя козырьками картузов и засаленными карманами «пинжаков», рекой лилась в посадочные врата третьего класса. Изможденные студенты в худых шинелях, сытые торговцы с выводками толстых детей, смазливыми франкскими гувернантками и угрюмыми толстыми женами, манекенщицы-инженю и сальные хлыщи, ужами вьющиеся вокруг них, составляли второй по классу билета человеческий поток. Пассажиры первого класса – немолодые мужчины с пресыщенным выражением холеных лиц, в ладно скроенных лучшими портными сюртуках, при дорогих брегетах и обманчиво простых моноклях, сопровождаемые дорого одетыми спутницами вдвое их моложе, – спокойным ручейком без суеты и давки проходили в оставшиеся ворота.

Остроглазая барышня-кондуктор в пригнанном по ладной фигурке мундире улыбнулась Козинцеву так, словно именно его и ждала целый день. Прохор с его сундуками и устрашающе мохнатой шапкой, нависший над кондукторшей, словно живая гора, для нее словно и не существовал вовсе.

– Добро пожаловать на борт лунного экспресса «Иггдрасиль», любезный государь, – проворковала барышня, топя Козинцева в темных омутах своих глаз. – Позвольте взглянуть на ваш билет?

Билет – золоченый талон с рябью водяных знаков и металлизированной печатью Императорских железных дорог – был наитщательнейшим образом изучен и признан действительным. Указания «с одним сопровождающим простого сословия» было достаточно для того, чтобы статус Прохора немедленно вырос – что не помешало юнице нацепить непроницаемое выражение лица, стоило только обер-вахмистру, решившему, что Козинцев не слышит, отвесить ей прямолинейный комплимент. Козинцев же предоставил денщику самостоятельно выкручиваться из неловкой ситуации, которую тот, в силу своего простодушия, попросту не заметил.

– Прошу сюда.

Козинцев шагнул в створ ворот. Прохор неотступно следовал за ним – оказавшись в своей стихии, советник немедленно поменялся с подчиненным ролями, оставив тому положение ведомого. Оказавшись на тесном пространстве у лифтовых стволов, Козинцев наконец получил возможность в деталях разглядеть поезд, которому предстояло унести их в поднебесье – и даже выше.

Значительно выше.

2. Вчера. Норт-Петтерсберг

Все началось вчера, в кабинете начальника Третьего Отделения Императорской канцелярии тайного советника фон Брокка.

Сквозь щель в тяжелом бархате штор в полумрак кабинета просачивался блеклый свет летнего северного утра. Фонограф на резной этажерке в одном из углов негромко проигрывал Вагнера – разумеется, «Кольцо Нибелунга».

Козинцев усмехнулся в усы. Весь фон Брокк – начиная от педантичного соблюдению протокола в официальном платье до искренней любви к помпезности нордической оперы – был отлитым в бронзе стереотипом западника. Что ж, свои североевропейские корни тайный советник холил и лелеял, всячески их подчеркивая при каждом подходящем случае; при этом он уже почти не стеснялся своего совсем не западного отчества и не требовал от подчиненных произносить его на западный манер.

Массивные двери распахнулись, и тайный советник энергичным шагом ворвался в кабинет. Решительно прошествовал к окну, раздернул шторы, взблеснув Одиновым оком на галунных петлицах. Сверкая золотой оправой пенсне, обернулся к Козинцеву, который почтительно вытянулся во фрунт, всем своим видом выражая почтительное внимание.

– Лавр Бенедиктович! Прошу садиться.