Время для развития

Мы не выделяем сейчас другие школы, возникшие в период торжества монополистического развития (развития государственного монополистического капитализма) — институционализм (Т. Веблен, У. Митчелл, М. Вебер, Р. Коуз, Д. Бьюкенен, Д. Мюрдаль, Г. Беккер) — его вместе с кейнсианством можно отнести к «эластичному» виду государственного регулирования (эластичный тип означает способность государственного регулирования сужать и расширять регулирующее воздействие в соответствии с цикличностью экономики)[46], школу неоклассического синтеза (П. Самуэльсон, В. Леонтьев, Дж. Хикс, Р. Солоу), неолиберализм (Л. Мизес, Л. Хайек, В. Ойкен, Л. Эрхардт), теории экономического цикла (Н. Д. Кондратьев, Й. Шумпетер) и теории экономического роста (Р. Харрод, Е. Домар) — эти 4 школы группируются вместе с монетаризмом в ситуативно-косвенный тип госрегулирования (государство рассматривается как внешний фактор, поэтому его воздействие — это всегда вмешательство, нарушающее естественное состояние экономики. Поэтому допустимо лишь косвенное воздействие, а регулирование допустимо лишь в экстренных случаях)[47]. Отметим лишь, что описанный изъян кейнсианства распространяется также на институционализм как на собрата по группе эластичного госрегулирования, а изъяны монетаризма характерны для всей группы школ, придерживающихся ситуативно-косвенного подхода к госрегулированию. Обе эти группы школ относятся к стоимостной парадигме в оценке инновационных проектов, максимизирующей экономию затрат только у производителя. На практике это делается через использование критерия чистого дисконтированного денежного дохода.

Экономический рост — движение к ценовому равновесию по Л. Вальрасу.

«…Трудовая же теория потребительной стоимости позволяет представить общественное воспроизводство процессом развития, именно развития, а не только роста как движения к равновесию»[48]. Рост производительности экономит рабочее время, эта экономия при условии её использования на свободное развитие превращается в свободное время, а в своём единстве эти два движения делают труд, оптимально распределяемый для реализации общественных потребностей, источником развития. И это в XXI веке делает иные вышеупомянутые подходы несовременными, устаревшими для целей организации развития экономики.

Критерий эффективности экономического развития — превращение рабочего времени в свободное при повышении материальной обеспеченности каждого члена общества.

Перечисленные группы научных школ явно или неявно полагают, что государство и государственный сектор экономики не являются частью экономики. Или являются не вполне. Монополизм как метод экономического развития они также не видят. Поэтому нам они кажутся неубедительными, тем более что понятие государственно-монополистического капитализма вызрело и введено в научный оборот Лениным ещё столетие назад.

Тем не менее, в наши дни президент США Дональд Трамп и вслед за ним его бескомпромиссный враг-преемник Джозеф Байден реализуют именно их, руками Федеральной резервной системы — частно-государственного банковского института, заставляя её заливать обострение кризиса в 2020‑х годах эмиссионными деньгами не в интересах улучшения распределения труда, а в интересах американских монополистов в их противостоянии со всеми остальными монополистами, давая им возможность спекулятивными методами и прямым давлением отбирать лучшие активы. Война с компанией Хуавей, принуждение к продаже сервиса Тик-Ток — яркие примеры. Подмена всеобщего планомерного развития использованием возможностей государства для «тушения пожаров», а теперь ещё и рейдерства — главная и постоянная ошибка XX и XX веков в т. н. «экономически развитых странах». Сейчас мы объясним, почему это тормозит инновации.

2. Вектор общественных интересов