«Так! Вот это мне – на хрен не всралось! Все это, понятно, что снято с людей! Палево это все! На кой хрен Хлоп и Цыган с собой это тащили – вообще в голове не укладывается! Они что – не могли это барыгам спихнуть? Идиоты! А у меня как раз есть такой барыга на примете! Есть! Вот ему и спихнем за долю!».
Иван решил не откладывать это в долгий ящик, и побыстрее избавиться от золота.
«Вот отосплюсь и к обеду рвану к «Савоське», скину это все. Поменяю на обезличенные денежные знаки!».
Вот только что делать с ножом Цыгана, Иван не мог решить! Выкидывать – так ведь такая весчь! Он не разбирался в металлах, но рисунок на клинке был виден невооруженным глазом. Все эти полоски, линии, ворсинки! Серая красивая сталь! А что это конкретно – булат, дамаск, харалуг или еще что-то – Иван не знал. Еще было похоже, что этот нож был сделан из обломка прежнего кинжала, гораздо большего размера. Этот-то… сантиметров пятнадцать-семнадцать в длину. Рукоять сделана… не понять из чего сделана, но оплетена кожей, и аккуратно так оплетена – куда как аккуратнее, чем сам Иван оплел рукоять штыка. И ножны – тоже хороши, из толстой кожи, качественно так прошиты. Даже какой-то орнамент на ножнах выдавлен. Пижоном Цыган… был…
Было ли Ивану как-то… противно, тянуло ли его блевать от содеянного, или от картинок, что пришлось пронаблюдать? Да ни хрена подобного! Он твердо знал, что сделал доброе дело. Вот как-то неприятно было вспоминать… это – да! Но – не противно, точно! Да и если разобраться – вот с тем же Цыганом получилось вообще непонятно! Он же так до последнего и не понял, что произошло. А вот, когда Хлопа добивал… тут – да… неприятно.
Разобрав и попрятав все по нычкам, Иван вышел на улицу, покурил, да и завалился спать. Правда граммов двести… все же принял, ага! От простуды!
На следующий день он, не откладывая в долгий ящик, отправился в гости к «Штехелю». Нашел его, как и не раз прежде, за вкушением обеда в столовой. Ну да – время-то обеденное!
Он чинно поздоровался, взял себе несколько блюд – если уж выпало горячим да жидким напитаться, что, прямо скажем – не каждый день случается, то и нечего тут ерепениться!
После обеда, поглощая чаек с булочкой, Иван сказал:
- Севостьян Игнатьевич! Дело есть, довольно серьезное. Потому не здесь, ага!
Тот только кивнул в ответ.
Они прошли вместе в пакгауз, и зашли в коморку Штехеля.
- Что у тебя опять? А то… у тебя не может же быть что-то простое?! Все у тебя как-то… с подвырветом!
Иван даже чуть обиделся – чего это? Хотя… на этот раз и действительно…
- Игнатьич! Тут дело такое… наследство мне досталось. Только – непростое, а… довольно горячее. Ага! Надо бы его как-то… скинуть. И даже – не здесь, не в Никольске, желательно! Половина – вам!
Савоська насупился, некоторое время смотрел на него не отрываясь:
- Я уж думал ты за голову взялся, а ты – опять за старое, что ли? Дурья твоя башка! Чего тебе не сидится на жопе ровно, а?
- Тут, Севстьян Игнатьич, как сказать… не от меня одного это зависело, вот… Пришлось как-то так…
- Ладно… чего там у тебя?
- Рыжье у меня. И немало!
Вот сейчас Штехеля проняло. Он удивленно смотрел на Ивана:
- Песок что ли? Где ж ты его взял-то?
- Да нет… не песок. Я, Севостьян Игнатьич, дверь-то закрою, а?
Штехель удивленно смотрел, как Иван прошел к двери, приоткрыл ее, посмотрел в склад, а потом закрыл и запер изнутри.
Когда он, достав из сумки сначала один сверток, развернул его, Штехель уставился на кучку золота, почесал нос. Потом Иван достал и развернул второй сверток. В ответ на это Савоська достал из стола початую бутылку коньяка и набулькал себе с половину стакана.
- Игнатьич! Ты бы мне тоже… налил, а?
Они выпили, посидели, покурили. Все это время Штехель молчал. Потом проскрипел:
- Так… откуда все это? Пока не ответишь, я тебе ничего не скажу. Рыжья… и правда немало. Так только… ты чего это, чей-то общак подломил, что ли? Я за такие горячие дела не берусь! С меня люди потом спросят! А мне жить еще охота!
- Нет, Севостьян Игнатьич, ты не так понял. Рыжье это чистое. Ну как чистое… понятно, что с людей оно снято. Но это не людское. Это – ничье теперь!
- Давай, рассказывай!
- Помнишь, ты мне говорил, что Хлоп и Цыган меня ищут. Вот – нашли! Теперь это, выходит, мое наследство. От них осталось.
- Ты что же… замочил их что ли?
- Так, а что мне оставалось делать? Там либо они меня, либо я их! Мне, получается, повезло больше. А им… не повезло!
- От вы ж… мокрушники сраные! Все у вас не так как у людей! Все у вас через жопу! – Савоська разорялся минут пять. Потом успокоился, снова закурил.
- Знает кто, что ты их… уделал?
- Нет… там чисто все получилось, - слукавил Иван, - не найдут их.
Штехель долго смотрел на него с непонятным выражением лица.
- Я вот не пойму вас… что ж вы за люди-то выросли? Те… ушлепки беспредельные… Их уже и на правИло собирались кликнуть, очень уж они… людям жить мешали… безголовостью своей, да наглостью. Так выходит – и ты не лучше! Двоих закопал, и сидит тут… спокойный такой!