Время дождей

— Кто из посторонних обычно появлялся в ваши дежурства? — Заметно было, как он старается укоротить каждую свою фразу.

— В вестибюле?

— Да.

Лицо старичка застыло, однако он тут же взял себя в руки, привычно вежливо подал Кремеру паспорт:

— К дежурной по этажу, пожалуйста. Должен предупредить, всех помещаем в одном крыле в целях экономии энергии и удобства обслуживания.

Кремер поблагодарил.

Подполковник Ненюков в это время о чем-то спросил инспектора, Гонта заглянул в блокнот:

— В девятнадцать. Я предупредил междугородную…

Звонок в кабинете начальника Клайчевского уголовного розыска раздался точно в назначенное время:

— Москва на проводе.

— Слушаю…

Ненюков узнал голос заместителя начальника управления Холодилина. Утром, перед вылетом в Закарпатье, Ненюков и Гонта были у него на улице Огарева.

— Докладываю, товарищ генерал. В пять тридцать во время уборки помещения выставки в Клайчевском замке обнаружен пролом чердачного перекрытия…

В кабинете сидели те, кому предстояло осматривать замок. Совещание только началось, и Ненюков успел лишь сообщить, что почерк преступника знаком и лицо это в уголовном розыске министерства условно именуется Спрут.

— Похищены произведения древнерусского и западного искусства, — Ненюков перечислил по памяти, — две картины неизвестного голландского мастера — «Оплакивание» и «Поругание Христа». Главное, иконы — «Суд Пилата», «Вход в Иерусалим», «Богоматерь Боголюбская»…

— Среди них есть иконы, интересующие нас? — спросил Холодилин, когда Ненюков закончил.

— Тордоксы? Похоже, нет. Под вопросом «Суд Пилата».

Холодилин помолчал.

— Размеры иконы?

— Метр на метр, весит около двадцати килограмм…

— В условиях снежного заноса… — Холодилин подумал. — Она где-то поблизости от вас. Транспорт еще не ходит?

— Нет, товарищ генерал.

Сидевшим в кабинете казалось, что заместитель начальника управления ограничится вопросами, но Ненюков знал — в конце последует инструктаж. Холодилин отводил ему несколько секунд, поэтому ни одно его слово не оставалось без внимания.

Так было и в этот раз.

— На обручальных кольцах, которые оставлены Спрутом в Москве и попали к нам, — сказал Холодилин, — восстановлен текст спиленных гравировок. Цитирую — буквы латинские: «Мария аппо…»

— Понимаю: «аппо» означает «год».

— «1898». На втором кольце: «Анна аппо 1908», на третьем: Олена аппо 1944». — Он не сделал паузы, работавшие с ним сотрудники были достаточно квалифицированны. — Судя по рисунку пробирного клейма, все три кольца закарпатского происхождения. Обратите внимание, не много ли колец для одного дела? Все обручальные, все подарены мужчинам, все из Закарпатья. В чем дело?! — Генерал помолчал. — Надо установить владельцев. Это не так сложно, как может показаться… Вопросы есть?

Закончил он внезапно.

— Доклад ежедневно. У меня все. До свиданья.

Ненюков разрешил курить.

Пока рассуждали о том, как преступники распорядятся похищенным, он набросал рабочий план мероприятий: поиск бывших владельцев колец должен вестись одновременно с розыском преступников.

По поводу кражи мнения местных профессионалов разошлись:

— Наши этого сделать не могли! — такова была одна точка зрения.

Противоположная формулировалась иначе:

— Без своих не обошлось!

— Мы здесь, в Клайчеве, блокировали универсам, «Подарки», ювелирную и часовые мастерские — вот он и полез в замок! — Хотя инспекторов было несколько, чаще высказывался один — черноглазый, с замшевой кепкой в руке. — Не согласны?

Он обращался к Ненюкову и к своему непосредственному начальнику — майору Молнару, сидевшему рядом, коренастому, небольшого роста, с хитроватым лицом.

— Зачем ему «Оплакивание»? — спросил кто-то. — Или та, другая картина…

— «Поругание Христа»?

— Кому он их предложит?

— Ты не скажи… Мода!

Почти все инспектора, с которыми Ненюкову приходилось работать, делились на тех, кто говорил: «Наши сделать не могли!», и тех, что с самого начала были уверены: «Без своих не обошлось!»

В комнате стало тихо.

Общий обзор нераскрытых преступлений сделал Гонта.

— Преступнику дали условное имя Спрут. Он появляется неожиданно, после краж надолго исчезает…

Докладывая, Гонта еще больше старался обкорнать каждую фразу. Тут были и скованность, и боязнь фальши, и нежелание выглядеть празднословным.

— Одиннадцатого января Спрут заявил о себе кражей икон из квартиры онколога. — Про кражу знали многие, тем не менее фамилию профессора предпочитали не называть. — Иконы были из Твери, четырнадцатый век, две Антипа Тордоксы.

Заключил Ненюков:

— Спрут виновен в совершении трех краж и убийстве. Предупреждаю: никакой опрометчивости! — С высоты почти двухметрового роста Ненюков оглядел помощников. — Уникальные произведения искусства сейчас еще и улики. В случае опасности Спрут не задумываясь их уничтожит…

Маленькая площадь перед райотделом, куда они вышли потом, возвращаясь в гостиницу, выглядела скорее перекрестком. Но улицы не просматривались, их загораживали старые дома с надвинутыми на окна красноватыми черепичными крышами. Дома стояли стена к стене, и так же, вплотную, были вбиты гладкие квадратные камни мостовой.