Время гарпий

Прежде всего ты сирен повстречаешь, которые пеньем

Всех обольщают людей, какой бы ни встретился с ними.
Кто, по незнанью приблизившись к ним, их голос услышит,
Тот не вернется домой никогда. Ни супруга, ни дети
Не побегут никогда ему с радостным криком навстречу.
Звонкою песнью своею его очаруют сирены,
Сидя на мягком лугу. Вокруг же огромные тлеют
Груды костей человечьих, обтянутых сморщенной кожей.
Мимо корабль твой гони.

Гомер «Одиссея» Песнь двенадцатая

В офисе продюсерского центра «Аполлон» с самого утра царили суета и оживление. В приемной с чашечкой кофе, в окружение всех мужчин ее фирмы, выставив практически до противоположной стены длинные ноги на высоких каблуках, сидела звезда андеграунда — Лина Воровская. И, как Эрато заявил как-то олигарх Бероев: «Не притянутая за уши, а настоящая «икона стиля»!»

Эрато, так и не сумевшая добраться до дома после диких событий минувшего вечера и еще более дикой ночной погони, сразу же поняла, что режиссер автобиографического фильма «Нет смерти для меня» и автор нашумевшего бестселлера «Обладать и принадлежать» — явилась к ней в офис с утреца пораньше, еще и успев покурить у нее прямо в приемной. Она нисколько не сомневалась, что все ее мальчики, знавшие, как она не одобряет эту вредную привычку, уговаривали жеманничавшую Лину: «Курите-курите! Не стесняйтесь!» Ну, точно! Еще и притащили из ее кабинета хрустальную пепельницу в виде ракушки, которую она держала для випперсон, не следивших за своим здоровьем.

Конечно, отчего бы при первом же появлении ее «неподражаемой, изысканной и своеобразной» соперницы — взять и плюнуть на нее? Хотя, ведь не эта их кормить будет, уж она их накормит.

— Меня раздражает, что сейчас люди всё меньше и меньше делятся на мужчин и женщин, что мужчины не претендуют отличаться от тебя — проникновенно вздыхала Лина, медленно отхлебывая кофе из чашечки, изящно играя носком огромных красных туфель. — Настоящий мужчина, прежде всего, щадит женщину. А сейчас всё больше какая-то беспощадность. Хотя, может быть, это Москва… Потому что в других городах люди совсем другие. Даже больницы другие: там к тебе относятся как к человеку. А в Москве всё по-другому.

Все ее сотрудники, высыпав в приемную, сосредоточились на Лине, и в другое время ее «слаженная команда» получила бы хороший разгон. Да и от самой Лины, посмевшей явиться к ней в жакетике и шляпке, украшенными перьями, полетели бы клочки по закоулочкам. Но сейчас Эрато едва доползла до работы на помятой машине, лишь под утро уйдя от проклятой погони, от черных коней с кривыми зубами, которые пришли на помощь гнавшейся по ее следам Аэлло. А женщина, которую она большую часть жизни знала как доцента кафедры истории, слегка сдвинутую на античной мифологии, — у нее на глазах превратилась в ходячий напалм.

Перед глазами стояли страшные вороные кони с бешенными незрячими глазами, а в голове крутилась песня «Ой вы кони мои вороные», которую в детстве она часто слышала по радио.

Начинаются дни золотые
Огневой непродажной любви.
Ой, вы кони мои вороные!
Черны вороны кони мои!
…Мы ушли от проклятой погони,
Перестань моя радость рыдать!
Нас не выдали черные кони,
Их теперь вороных не догнать!

В детстве ее мама, когда начинались какие-то неприятности, нахмурившись, с крайним неодобрением декламировала первую строчку этой песни: «Начинаются дни золотые!» Но вряд ли ей могло прийти в голову, насколько «золотыми» для ее дочери могут оказаться начавшиеся со вчерашнего вечера дни.

Почти на цыпочках, чтобы никто не обратил внимания на ее непрезентабельный внешний вид, Эрато просочилась в свой кабинет, чтобы спрятать часы и успокоить нервы. Первым делом она бросилась к хранившемуся для вип-персон марочному коньяку, но поняла, что услужливые мальчики и его уже вынесли Лине, чей «неподражаемый и изысканный» голосок доносился из приемной.

— Я в жизни столько пережила! Постоянно встречала людей, которые хотят любви, но не могут никого полюбить. У них даже такое выражение на лице написано, когда они в метро едут. Я в метро ездить не люблю, это все же под землей, мне потом подниматься оттуда не хочется. Когда на людей смотришь под землей, то понимаешь, что любовь — это желание отдавать, а страсть — желание брать. А вы никогда не испытывали такой страсти, чтобы взять и ничего не отдавать взамен? Надо испытывать страсть, любить, страдать… Если ты не любишь никого, ты как бы бессмыслен, наверно.