Время Героев

— Дура ты, Дангер. Цель — это нечто великое, то, к чему ты будешь стремиться, как к своей мечте. То, ради чего стоит бороться, страдать, но добиваться. То, что будет придавать сил и смысла для того, чтобы каждый день вставать, двигаться, дышать и идти. Возвышенное, прекрасное, понимаешь? А ты мне про какую-то чушь. Научиться читать — обыкновенное желание, ты о нём иногда вспоминаешь, иногда забываешь. Возьми да научись, тебе не мешает никто, ты не ради этого живёшь.

— А-а-а, — протянула она, и, опомнившись, возмутилась, — эй, ты меня не оскорбляй опять. Не у всех есть какие-то великие цели. Я ещё не придумала свою.

— А для чего ты тогда живёшь?

— Да просто живу, — Дангер пожала плечами, — зачем усложнять? Хотя, нет, хочу однажды стать первым мечом!

Опешивший Виллем сначала потерял дар речи, а потом вдруг расхохотался, запрокинув голову.

— Знаешь, лучше бы остановилась на чтении книжек. Куда тебе до первого меча? Ты хоть знаешь, сколько мечников надо сразить для этого? И чтобы ни одного поражения! А ты просто неуклюжая девица с железной палкой. Самоучка и дикарка. Кошмар, и зачем я только спросил?

— Всё тебе не так. То слишком маленькие цели, то слишком большие. Тебе какое дело до моих целей?

— Просто интересуюсь. Но лучше выбирай себе цель соразмерную твоим возможностям.

— Не тебе решать, что там размеряется с моими возможностями. Вообще, чего ты пристал?

Мужчина пожал плечами, потеряв к беседе всякий интерес. Он и правда не знал, для чего задал этот вопрос. И так было понятно, что у простых людей никогда не возникает мыслей о том, есть ли в их существовании хоть какая-то цель, какой-то смысл. Может, это удел только великих? Себя он, конечно, великим не считал. Но и Ричард, и Исая всегда отличались стремлением к чему-то прекрасному и светлому, и они бы и самой смерти в глаза посмотрели без страха, если бы то требовалось. И в сравнении с ними все остальные были какими-то мелкими, приземлёнными, тупыми животными, что были способны только на примитивные действия и размышления. Виллем чувствовал какое-то презрение и тоску. И почему только судьба его свела не с настоящими героями, а с жалкими букашками? Почему только он вообще на них обратил внимание?

— Слушай, умник, — хмуро окликнула спутника Дангер, — ты вечно считаешь себя умнее остальных. Да, может, не все такие крутые, как ты, и думают о чём-то высоком. И не все хватают звёзды с неба. Только знаешь, простые люди тоже совершают иногда великие дела, а самоучки и дикари тоже побеждают в боях. Прекрати усложнять всё.

Раздался шорох. Из кустов, лениво переставляя лапы, вышла толстая кошка и зевнула, обнажая мелкие острые клыки. Виллем остановился.

— Вон там, — кивнул он вдаль, — видишь башни? Это замок. Почти пришли.

Сумерки сгущались.

Глава 24

Извечный Хаос. Без начала, без конца, фундамент мироздания. Он был до сотворения мира, он же и останется после, даже после смерти Создателя. Где-то далеко, в глубине далёких галактик, он бушевал, пожирая самого себя, низвергал любые подвластные сознанию законы, создавал и уничтожал созвездия. Что мог знать о мире простой человек? Никому было не дано объять разумом всю Вселенную.

Но, словно в насмешку над самой сущностью бытия, вопреки всему, над одной из планет в этой бесконечности каждый день наступал рассвет, рождались и умирали люди, и жили, и страдали, и любили, и считали своим домом эту крохотную песчинку пространства, по которой ходили. Стоила ли эта песчинка того, чтобы за неё сражаться? Если бы хоть кто-то мог действительно осознать масштабы Хаоса, окружающего их, смог бы он ответить на этот вопрос однозначно?

Может, и к счастью было, что об этом задумывались немногие. Дангер исключением не была. Рождённая в довольно глухой деревне, почти на границе территории, отведённой людской расе, она вообще очень редко думала о чём-то великом и неподвластном сознанию обывателя. Но мир свой девушка искренне любила. И причины для этого были, хоть и весьма примитивные, а не героически глобальные. Она любила пить эль в одной из таверн, где его наливала её подруга-эльфийка. Любила смотреть на тучи перед страшным летним ливнем. Любила подкалывать Дариэля, прятать его вещи и пихать локтем в бок. На удивление очень любила, когда Аарон начинал умничать, а она кивала и делала вид, что понимает хотя бы половину. Любила звук, который издаёт точильный камень, когда она проводит им по клинку. И любила ещё очень много разных мелких и незначительных вещей, из которых состояла её жизнь. Поэтому, если бы кто-то вдруг спросил Дангер, считает ли она, что за существование их маленького одинокого мира стоит бороться, она бы, конечно, ответила утвердительно и посмотрела на вопрошающего с недоумением, мол, что за идиотские вопросы? В мире так много прекрасного и удивительного, разве можно позволить этому пропасть?

И, поднимаясь к замку, находящемуся на возвышении, она мысленно перебирала аргументы, которыми можно было бы уговорить древнего правителя сумеречной зоны выйти и помочь им восстановить хрупкое равновесие её родного и единственного мира.