Время героев

— Александрыч! — окликнул его сзади Атарщиков, замыкавший их малый отряд. — Ты отпусти поводья. И колени расслабь. Лошадь животная умная, она сама тебя вывезет.

Сергей послушался, и в самом деле небольшой мохнатый конёк, осторожно пробуя копытами рукотворную дорогу, провёз всадника в общем уверенно и, только сойдя с настила, фыркнул протяжно и громко, словно до этого момента и сам не решался дышать. На площадке, где тропа расширялась настолько, что двое могли стать рядом, Сергей подождал Семёна.

— Когда же это поставили?.. — спросил он, показывая плетью назад.

— Не знаю. Никто не знает. Местные говорят — при дедах наших дедов так было. А дальше никто и не помнит.

— Сгнили уже, должно быть.

Атарщиков решительно помотал головой.

— Что сгнило, то меняют. Здесь за тропой следят.

— Кто же?

— Тот, кто жить хочет, тот и следит. По этому пути столько партий ходит. Ты думаешь — им всё равно, куда ногу поставить?

Новицкий понял, что казак говорит о разбойничьих отрядах, что переходят Кавказский хребет из Дагестана в Кахетию за добычей. Стало быть, они сами или же посланные заранее люди проверяют и ремонтируют тайные тропы. И он вдруг впервые даже не понял, а ощутил, что набеги горных племён на равнину не просто случайная затея отчаянных удальцов, а сама суть жизни в этом суровом крае.

Ночевали они под перевалом. Мухетдин выбрал ровное место, они разбросали большие обломки камней, расчистили квадрат достаточный, чтобы пятеро человек могли как-то скоротать ночь. Рассёдланные и стреноженные лошади сбились в кучу, согревая друг друга, а люди завернулись в мохнатые бурки и пристроились у скалы с подветренной стороны, надеясь подремать до первых лучей солнца.

Горцы и казак, казалось Новицкому, уснули сразу, только успев улечься. Сам же он никак не мог успокоиться и отрешиться от испытаний, выпавших ему за день. Узкая каменистая тропа ползла перед закрытыми глазами, вдруг задираясь так круто вверх, что он с седла мог дотянуться до неё ладонью; плетёный настил трещал под копытами и рушился внезапно, а бедный рыжий нырял мордой вперёд, проваливаясь наполовину, и уже не конь нёс всадника, а, напротив, человек неистовым усилием пытался удержать себя и зверя, стискивая мохнатые бока коленями и обдирая ногти о торчавшие из горы жерди; чёрная река вздувалась за две-три секунды, мгновенно превращаясь из звенящего по камешкам ручейка в мутную, ревущую струю, пенящуюся валами едва ли не в сажень высотой... Сергей вздрагивал, открывал глаза, видел перед собой всё то же место, слышал, как пофыркивают и переминаются лошади, также с трудом перебираясь через холодную ночь, и опять опускал веки, проваливаясь в собственные кошмары.

Один раз он встал и отошёл по надобности. Оправившись и возвращаясь в ярком серебряном свете крупных звёзд, гроздьями висевшими над головой, он вдруг отчётливо различил прямо перед собой огромный, больше пушечного жерла, пистолетный ствол, направленный ему прямо в живот. Ошеломлённый Новицкий застыл на месте и негромко забормотал:

— Это же я, Семён. Что ты?!

— Теперь вижу, что ты, — буркнул Атарщиков и убрал оружие под бурку. — Ложись, Александрыч, не шебаршись. Потерпи, недолго осталось.

Пристыженный Сергей добрался до своего места, лёг, запахнул на груди полы и по тому, как зашуршали, заворочались с другой стороны Мухетдин с братьями, понял, что и они были потревожены его шагами и держали оружие наготове.

В середине следующего дня Новицкий вовсе не был уверен, что ему удастся дожить до вечера. До сегодняшнего дня он считал, что, побывав в Дагестанском походе Ермолова, успел кое-что узнать о горах. Но, начав подъём к гребню, быстро понял, как же он ошибался. Ещё вчера им пришлось идти по снегу, а сегодня на склоне лошади кое-где проваливались по брюхо.

Мухетдин поднял их ещё затемно и заторопил, призывая скорее собираться и выходить. Сергей усомнился — нужна ли такая спешка, но Атарщиков подтвердил нетерпение старшего проводника:

— На перевал нам нужно подняться раньше, чем солнце. Иначе снег растает и перестанет держать. Сам сойти может, камни покатятся, да и нам-то лучше идти по крепкому.

Лошадей оседлали, но садиться не стали и сразу повели в поводу. Сначала уговаривали, понукали, подталкивали, но, когда поднялись повыше, и уже люди стали проваливаться выше колена, бедные животные вовсе стали. Темир достал из вьюка верёвку, пропустил через все шесть уздечек, так что лошади стали караванной цепочкой, а передний конец вручил Атарщикову. Второй, оставшийся свободным, подал Новицкому, сказал несколько фраз, обращаясь, впрочем, больше к Семёну, и поспешил к братьям.

— Он говорит, что, когда не сможешь идти, обвяжешь вокруг пояса. Лошади тебя вытащат.

Сергей вспыхнул и бросил верёвку на снег.

— За кого он меня принимает?! Сколько нужно, столько и буду идти.

Но старый казак покачал головой, словно сам находился в сомнении.

— Не горячись, Александрыч. Они сызмальства по этим горам ходят. Я тоже много насмотрелся, кое-чему выучился. А ты человек к высоте и снегу совсем непривычный. Твоё дело пока слушать, терпеть и ходилки передвигать.