Время горящей спички (сборник)

— Можем! — Мужчина с бородой обратился через стол: — Ладно, буду тоже на «ты», я сразу, а то потом к тебе не пробьешься, докладываю проблему дорог. Я занимался коммуникациями. Спасение России в бездорожье. Любишь Россию — ходи по ней пешком. И желательно босиком. Появляются дороги — начинается разложение: наркотики, преступность, остальное.

— Хватит о работе, — перебили его.

Вот уже и последняя бутылка задрала дно к потолку, а коллектив еще только-только начинал разогреваться. Аркаша выразительно смотрел на меня. И другие смотрели. И что? И кто бы на моем месте поступил иначе? Раскопав в груде одежды свою куртку, я двинул в торговую точку.

Продавщица отлично понимала, что происходит в доме нового жителя, и советовала взять чего попроще.

— Мне-то выгодно продать дорогое, но вас жалко. Вот этим тараканов травят. Скорее упадут. Но сами это не пейте. А их не напоить. Мы, говорят, и работали до смерти, и пить будем до полусмерти.

Заговори, чтоб я тебя увидел

Около дома стояли широкие санки, нагруженные березовыми поленьями. У крыльца уже поселилась деревянная лопата для разгребания снега. В доме услужливо показали, что на кухне появились ведра с водой.

Женщина Людмила снова сидела рядом. Человек в полувоенной форме встал:

— Прошу всех встать! За того, кого нет с нами!

И все посерьезнели вдруг, встали и, не чокаясь, выпили. Причем я невольно заметил, как они переглядывались, изображали горестное состояние, взглядывали на меня, значительно кивали головами, потом отклоняли их под напором стакана, потом горестно созерцали его опустошенное дно, садились и сокрушенно склоняли головы. Потом, после приличного моменту молчания, была возглашена здравица:

— Теперь за того, кто пришел на смену!

Все потянулись чокаться именно со мной. В полном недоумении я выпил. Ко мне протиснулся человек с листочком в руках.

— У нас же все отняли, и труды, и технику. Даже личные ноутбуки. Все отключили, живем в изоляции. Мы ж не с чего-то пьем. Так-то я спец по сферам управлений. Но немного архитектурю. Вот, почеркушка. Тут полусфера, тут двухскатность, здесь теремообразно. Тут, в плане, зала для собраний.

— Для каких собраний?

— Общественных! Но чтоб в будущем никакого асфальта! А то, вот случай, был дом на улице Берзарина в Москве, в доме смертность зашкаливала. Сняли паркет, подняли оргалит. И что? Под ним мина — асфальт. Это же сгусток канцерогенности, раковая предрасположенность. Мертвое море раньше называлось Асфальтовое. И когда стали в России делать асфальт, то называли его «жидовская мостовая». Гибнем от асфальта. А не за какой-то там металл. Люди гибнут за асфальт.

— Но это же надо изложить! — воскликнул я.

— Я подготовлю обоснование. — Человек поклонился и отошел…

Тут Аркаша стал читать стихи. Оказалось, собственные:

Ох, бабы, бабы, ума бы вам кабы побольше бы, бабы.
Не квакали бы вы как жабы, а были бы Божьи рабы.

— Аркаша, — растроганно сказал я, — вот тоже все думаю, если бы классицизм не был так консервативен, его бы не вытеснил романтизм. А романтизм нам ни к чему. Уводит от реальной жизни, воспевает вздернутые уздой воображения чувства.

— А ты как думал, — отвечал Аркаша. — Как иначе — во всем борьба.

Женщина поникла и задремала. Архитектора сменил человек с еще большей и уже седой бородой:

— Хватит слов! Мир перестал уважать слова, от них осталась только оболочка. Но есть же скульптура! Тут они все штучный народ, а я как есть скульптор, так и есть. Ты ж видишь, я тут всех старше. Меня привезли лепить новых вождей. Чтобы, как власть сменится, уже везде мои работы размножить и натыкать по стране. Но мне ж не позировали! Завалили фотографиями — лепи! И нет доступа к телам. А объем? Смотри! — Он вытащил пачку снимков, но в руки не дал, показал со стороны. Все мужчины с решительными взглядами в объектив. Ни одного с бородой. Он убрал снимки. — Я могу вслепую рельеф вести. Но! Кого слеплю, тому кирдык. Слепил Горбача — и что? И его тут же под зад. Борю ваял, и он вскоре не зарулил. Лепить этих или подождать? Но вообще как-то сероваты, мелки. Неинтересные черепа, слабая лепка. Какая твоя инструкция?

— Творческий человек инструкций не слушает. Бога надо слушать. Ренессанс в пример не бери. Какое там Возрождение, чего врать? Дикое язычество античности реанимировали, труп оживляли. Ты согласен?

— Попробуй я не согласиться, — отвечал скульптор. — Ты же начальник, значит, мы обязаны руки по швам. Я вот все пробую к Сталину подступиться. Любить его не за что, но он же — история. Остальных изваять — раз сморкнуться: земнородные. А он все выше и выше. Отчего? Оттого, что млечные лилипуты стараются грязью забросать. Я еще Никиту и кукурузу успел изваять. Он на трибуне, по трибуне стучит початком, в другой руке ботинок. Голова легко далась — бильярдный шар. Уши прилепил — похож. Но а что? Сковырнули. А эти? Ты ж видел? Скучны модели, трафаретны позы, жесты перед зеркалом разучены. Нет, не они спасатели России.