Время горящей спички

Со мною на Галилейском море было явное чудо Божие, которое я сам, по своему маловерию, утратил. Очень коротко расскажу. Мы подъезжали к русской церкви Марии Магдалины, к месту, где Спаситель изгнал из Марии семь бесов. Матушка Феодосия говорила еще, что тут древние теплые ключи. А кто-то сзади меня, знающий, сказал, что в этих ключах высокое содержание родона. Так вот, нас благословили окунуться и в море, и в эти действительно теплые, прямо горячие, ключи. Еще я умылся из источника преподобной Марии. Уже торопили в автобус. Я прибежал в него и попросил у художника Сергея Харламова, он всюду делал зарисовки, посмотреть новый рисунок. И стал рассматривать и радоваться. Видел тончайшие штрихи — и вдруг потрясенно понял, ощутил, что вижу без очков. Я дальнозорок, вдаль вижу как сокол, а вблизи уже без очков ничего не могу прочесть, даже крупный шрифт. Но я видел! Видел рисунок, видел стрелки на часах, взял для проверки арабскую газету и различал даже самые маленькие буковки. Разве не чудо сотворил для меня, грешного, Господь? Я видел и вдаль, и даже лучше прежнего. Справа остались места насыщения пятью хлебами пяти тысяч человек, гора заповедей Блаженств, впереди и справа холмы и долины Галилеи сменялись пространствами Самарии, мысленно, представляя карту, я улетал к горе Кармил, к Средиземному морю. Краски неба и земли были чистыми и четкими. И вот, прости мне, Господи, я усомнился в милости Божией. Мне бы благодарить Господа за Его милосердие, а я, бестолковый, вспомнил фразу о высоком содержании родона в источнике и подумал: это от родона у меня зрение улучшилось. И — все. Краски стали меркнуть, линии рисунка поплыли, сливаясь в серые скопления пятен, я не различал даже стрелок на циферблате. Чудо кончилось по моей вине. Но то, что оно возможно, это точно. Ведь и апостол Петр пошел по водам, уже пошел как по земной тверди, но испугался и стал утопать. Вот так и мы утопаем в житейском море, не умея подняться над ним, хотя эту способность Господь нам даровал. Как когда-то человеку маленького роста Закхею в Иерихоне. Закхей, чтоб видеть Спасителя, вскарабкался на дерево, и его увидел Спаситель. Так и нам тоже надо карабкаться повыше, чтобы лучше быть увиденными и услышанными Господом.

Наши паломники на Святой земле почти единственные, кто одухотворяет ее. Многие превращенные в музеи места святынь многими и воспринимаются как музеи. Например, стеклянно-бетонный комплекс, взявший в плен дом Иосифа Обручника в Назарете, где возрастал Христос. Там гиды говорят об архитектуре, о сюжетах росписи, о витражах, кто и когда их дарил и делал. Но наши паломники, мы были в Галилее на Светлой седмице, всюду воспевали пасхальные молитвы. Мало того, одна из наших монахинь, матушка Иоанна, знающая, кажется, все языки планеты, пела пасхальный тропарь и на английском, и на французском.

Мы улетали из аэропорта Бен-Гурион. Впереди меня допрашивали русскую паломницу. Совершенно бесхитростно и честно она отвечала на все вопросы. И хотя ее, как всех нас, инструктировали, как отвечать на вопросы таможенников, она отвечала все как есть. Например, нельзя было говорить, что оставлял вещи без присмотра. Израильтяне смертельно боятся палестинских террористов, того, что в вещи путешественников могут подложить бомбу.

— Кто выносил вещи из номера гостиницы до такси? — строго вопрошал высокий русскоговорящий таможенник.

— Миленький, — отвечала женщина, — мы на автобусе ехали.

— Кто выносил вещи от номера гостиницы до автобуса?

— Не помню, — честно отвечала женщина. — Такой хороший человек, такой хороший, схватил, помог донести, а сам убежал, я даже спасибо не успела сказать.

— Вы знаете этого человека?

— Да если бы знать, я б хоть его потом о здравии поминала.

Таможенник сделал паузу:

— Вещи сразу внесли в автобус?

— Нет, — честно докладывала женщина, — автобус опоздал.

— Вы стояли около вещей?

Женщина подумала, вспомнила:

— Нет, я с Марьей побежала проститься.

Таможеннику уже было плохо. Он уже боялся этих двух сумок женщины.

— Это ваши вещи?

— А чьи же? — отвечала женщина. — Я же их тащу.

— Положите на них руки.

Женщина послушно положила.

— Расстегните молнию на сумке наполовину.

Молнию заело, женщина тянула за язычок. Таможенник ждал. Наконец молния затрещала, сумка раскрылась. Показались горлышки бутылок, пучки свечей и букетик веток.

— Закройте, — приказал таможенник.

Сумка не закрывалась. Я дернулся помочь, мне запретили. Таможенник, весь покрасневший и взмокший от напряжения, шлепнул печать на выездную декларацию. Протянул женщине. Она с чувством благодарила:

— Ой, миленький, дай тебе Бог доброго здоровья, ой, какая же у тебя тяжелая работа.

И ведь она молится сейчас за него.