Время грозы (СИ)

Потом отпустило. Мама уже поворачивала за угол. Максим двинулся следом. Вот она дошла до подъезда, нажала одну за другой кнопки кодового замкá — раньше его не было, — открыла дверь, скрылась за нею.

Постарела мама. Ходит тяжело, и голова у нее как-то опущена. А помнилась — с безупречной осанкой.

Но все же хорошо, что увидел. Хоть так.

Вот про отца — так и не узнал ничего. Ему ведь под восемьдесят… Судя по тому, как мама сдала, отца нет. Максима нет, отца нет… Одна.

Максим дождался, чтобы сердцебиение совсем унялось, зажег сигарету. Много курю, сказал он себе. И ответил себе же: плевать.

Докурив, вышел на улицу, встал на обочине с поднятой рукой. Пора возвращаться. Сейчас до Выхино — и в Минино. А в день смерти — на кладбище.

А там — видно будет.

58. Четверг, 16 августа 2001

Хозяева дома — вон, окошко тускло светится.

Конечно, все заперто. И собака, гремя длиннющей цепью, носится вдоль забора. Аж разрывается.

Но это ничего. Перемахнуть через забор — раз плюнуть.

Первым перелез Ушастый. Пес захрипел, заходясь в ярости, но тут же тонко взвизгнул и затих.

Васо согнулся, Бубень взобрался ему на спину, перекинул ногу через забор, тяжело спрыгнул по ту сторону. За ним бесшумно приземлился и Васо.

Ушастый — на руке кастет — уже ждал на крыльце. Дверь открылась, на пороге показался обеспокоенный хозяин. Удар швырнул его обратно, в сени.

— В залу волоки, — приказал Бубень. — Кинь там — и на шухер. Васо, а ты по дому пошукай. Вдова ежели тут — мочи. Да враз мочи, не измывайся. И — тоже на шухер. И чтобы тихо мне.

Он прошел на кухню, взял со стола ковшик, наполнил его водой из рукомойника. Потом огляделся, увидел помойное ведро, наполненное до половины. Отставил ковшик, понес в залу ведро.

Входя, услышал откуда-то из недр дома короткое сдавленное вяканье. Прощевай, вдова Назарова.

Хозяин лежал на полу. Отъел тушу, Иуда, отметил про себя Бубень.

Он плеснул вонючей воды человеку в лицо, поставил ведро рядышком, наклонился, похлопал по жирной щеке, стараясь задеть багровое пятно, разливающееся под глазом.

Человек судорожно зафыркал, дернулся, застонал, захлопал веками, остановил взгляд на Бубне.

— Ну, здорóво, Слесарь, — ласково сказал тот. — Что, не ждал? Да и меня, поди, не признаёшь? Симагин я, Николай Петрович. Не слыхал? И правильно, что не слыхал.

Слесарь замычал что-то. Бубень наклонился, резко ударил его тыльной стороной ладони, метя по-прежнему в синяк.

— Помалкивай, родимый, — произнес он, не меняя тона. — Не перебивай. Вот велю — тогда пасть и раскроешь. А покуда не велел — помалкивай. Стал быть, не слыхал про меня? Прямо не знаю, то ли верить тебе, то ли не верить. Ты ж, милый, у псов-то свой человек, так, может, и слыхал: мол, Симагин Николай Петрович, год рождения, место рождения и все такое прочее, известен также как вор в законе Бубень. Ты, болезный, подумай… Хотя, думай, не думай — все конец-то один…

— Я… — хрипло выдавил Слесарь.

— Ты Иуда, — сочувственно сказал Бубень. — Из тебя человека сделали, а ты…

— Меня…

— Знаю, бедный, все знаю. Заставили. В оборот взяли. Да. Бывает. Слышь, Слесарь, — Бубень заговорил по-деловому, — облегчил бы мне дело. Аппаратики-то где сховал? Так и так ведь найду, только заставишь дом твой поганый перерывать, цельную ночь уродоваться. Того и гляди осерчаю. И кишки из тебя выпускать стану этак помалу. А не люблю… Ну, шепнешь? Может, даже и сгодишься еще, поразмыслю я… Вставай, толстый, вставай, чего разлегся-то?

Слесарь с трудом повернулся набок, подтянул колени, оперся на руки, поднялся, кряхтя и поматывая головой.

— Во-о-от, — протянул Бубень, — молоток! Кстати, чего молчишь, будто воды в рот набрал? Э, да ты, я чую, обгадился… А мыть-то тебя недосуг. После обмоют. Ладно, шучу, шучу… Давай, веди. Эк же ты воняешь, браток! А и ничего, потерпим. Не привыкать, верно? Веди.

Неуклюже раскорячившись и бормоча что-то невнятное, Слесарь потащился на кухню. Там он сдвинул в сторону стоявший в углу бочонок, под которым оказался люк.

— Ты, милый, погоди спускаться, — сказал Бубень, — я сейчас.

Он выскочил на крыльцо, негромко свистнул. Через несколько секунд появился Васо.

— Пошли, — кивнул Бубень.

В подполе царил идеальный порядок. Аккуратные полки вдоль стен, на полках — разнообразный инструмент, всё под рукой. Баночки с винтиками, болтиками, гаечками, на всех размеры обозначены. В углу — массивный верстак с привернутыми тисками. Нигде ни пылинки. Лампочка под потолком ярче, чем в доме.

— Справный ты мужик, — восхищенно произнес Бубень.

А Васо только скривил нос брезгливо.

— Ну? — спросил Бубень. — Где?

Слесарь с натугой сдвинул с места верстак. Васо цокнул языком.

Слесарь поднял крышку очередного люка.

— Тут, — глухо сказал он. — Одну штуку и уберег. Для вас берег, дяденька, зря вы со мной так…

— Зря, — согласился Бубень. — Вижу, что зря. Разобранная штука-то?

— Разобранная…