Время грозы (СИ)

А могила — так Наташа там и не бывает. Никита Бармин взял на себя уход, ну и пусть.

Все смешалось…

Но проводить Чернышева — все-таки пришла. Ей казалось, что и Максим пришел бы.

Федор тоже здесь. Спешно прилетел из Первого Поселения, стоит рядом. Двух слов сказать не успели. Вот, коснулся ее локтя, будто невзначай.

Отступил от микрофона император. Наверное, хорошо говорил, подумала Наташа. Владимир Кириллович — интеллигент до мозга костей, кто, как не он, найдет подходящие слова для такого события. Но речь государя не запомнилась: вероятно, собственные мысли, глупые и наивные, отвлекли.

Зазвенела Ольга Жданóвская.

«…Мы не были с покойным политическими союзниками… Мы во многом расходились… Наши взгляды были несхожи…»

Господи, о чем она? Мы, мы… О себе?

«Но граф Иван Михайлович останется в памяти как выдающийся сын России…»

О, казенные слова…

Снова Федор легонько притронулся к ее локтю.

Госпожа премьер-министр закончила. Заговорил начальник Генерального штаба. На очереди еще соратники по партии, однокашники, а за ними слово возьмут главы иностранных государств.

Наташа опять отвлеклась. Ее взгляд упал на краешек длинного черного платья. Полина Станиславовна. Черна лицом, в тон платью, но держится хорошо, в обморок не упадет. Кровь, старинная кровь… Или просто сила…

И младший сын, Дмитрий Иванович, рядом с матерью, спокоен до непроницаемости.

А старший, Михаил Иванович, которого многие обвиняют в смерти отца? Тоже где-то здесь, но старается быть незаметным… Ах, подумала Наташа, не суди, да не судим будешь.

Даже Жданóвскую судить не стану, хотя ее лепта в первом инфаркте Чернышева — ох как велика. Но не желала же она этого…

А уж второй, спустя два с половиной месяца после первого, — и вовсе ничто, казалось, не спровоцировало. Всё в душе, всё…

Панихида закончилась. Гроб вынесли из дворца, установили на артиллерийском лафете, в полной тишине двинулись к Невскому, повернули направо.

У Московского вокзала подняли гроб на плечи и, медленно-медленно, понесли к поезду. Один тепловоз, три вагона — для покойного и его семьи, для августейшей фамилии, для охраны.

В Ярополец Волоколамского уезда, родовое поместье. На родовое кладбище.

Три часа пополудни. Издали донесся звук орудийного залпа — это отсалютовали бывшему премьеру пушки Петропавловской крепости.

На перроне караул вторил пушкам выстрелами в воздух.

Поезд тронулся.

Пошли обратно по Невскому. Федор неловко задел Наташино плечо своим, едва не споткнулся.

— Наталья Васильевна… Не знаю, как сказать…

Она, впервые за весь день, посмотрела Устинову в лицо.

— Наталья Васильевна… С женой у меня кончено… Детей, конечно, не оставлю… Но жизнь моя — там…

Он поднял руку.

— Там… Зимой Второе Поселение закладывать станем… Впрочем, времен года там нет... а жизнь моя есть… И в вас моя жизнь… Господи, что я несу…

— Федя, — просто сказала Наташа, — а давно ли мы с тобой на «вы»?

— Волнуюсь, — пробормотал Федор, — прости, Наташа. Полетишь со мной? Руку и сердце предлагаю. Развод, если вам… тебе… если по канону нужно, Владимир Кириллович, я думаю, словечко замолвит, ему же не откажут… Иван Михайлович вот умер… А Максим — помнишь? — говорил, мол, отвечаешь мне за Наташу…

Он совсем смешался.

Пошел редкий снег, первый в году.

— Ну? — выдохнул Федор.

— Я подумаю, — ответила Наташа. — Я подумаю.

Они остановились у входа в «Англетер».

— Я главное забыл, — проговорил Федор. — Как мальчишка, ей-богу… Ты только ответь. Как бы ни ответила, да или нет, — ответь. Главного это не изменит. Я — тебя — …

— Я знаю, — проговорила Наташа. И спросила отрешенно. — Как думаешь, есть вероятность, что Максим вернется?

— Ждешь его?.. О вероятностях не со мной лучше — с Николаем.

— Я спрашивала… Не хочет он отвечать, говорит — думаю, работаю… А Максима — жду, конечно… Ты когда обратно?

— В понедельник, — Федор печально посмотрел на Наташу. — Может быть, поужинаем вместе?

— Нет, — сказала она. — Мне одной побыть нужно. А в воскресенье отвечу. Ты мне позвони в воскресенье. Хорошо?

34. Четверг, 7 ноября 1991

Трансляция прощания с Иваном Чернышевым закончилась. Немногочисленные поселенцы, заинтересовавшиеся ею и позволившие себе потратить время, тихо разошлись по своим делам. Макмиллан продолжал неподвижно сидеть перед погасшим экраном.

— Судья, объясните, — попросил Кшиштоф Розумецкий, сегодняшний дежурный оператор. — Ведь мы уходим от этого мира, правда? От этой, вы сами сколько раз говорили, несвободы, к истинной свободе. Через ответственность за самих себя. А вы, я же вижу, по-настоящему скорбите по человеку, который как раз эту несвободу отстаивал. Свою жизнь положил за нее, и много других жизней тоже. Да и вообще, что нам за дело до всего этого?

— Попробуй разыскать профессора Румянцева, — невпопад отреагировал Джек. — Он там был. Я видел.

Кшиштоф стремительно прошелся пальцами по клавиатуре.

— Не отвечает, — сообщил он минуты через полторы.

Макмиллан поднялся, направился к выходу. Уже в дверях остановился, повернул голову к оператору, произнес: