Время и боги. Дочь короля Эльфландии

– Это драконокрокодил, что рыщет в северных болотах и разоряет поселения у края топей. А шкура на спине его – из обычной стали, а брюхо из железа; но вдоль всей спины, прямо над хребтом, покоится узкая полоса стали неземной. Эта стальная полоса и есть Сакнот, и нельзя ее ни рассечь, ни растопить, и нет в мире такой силы, что сломала бы ее или оставила хотя бы царапину на ее поверхности. Длиной же эта полоса как раз с добрый меч, и ширины ровно такой же. Ежели одолеть Тарагавверуга, то шкуру его возможно расплавить в горне, и останется Сакнот; а заточить Сакнот возможно только одним из стальных глаз Тарагавверуга и ничем более; а второй глаз следует вделать в рукоять Сакнота, и он станет бессонным стражем владельца. Но одолеть Тарагавверуга – дело непростое, ибо ни один меч не пронзит его шкуры; хребта ему не перебить, и сжечь его нельзя, и утопить тоже. Только одним способом возможно извести Тарагавверуга – а именно уморить голодом.

Тогда опечалился Леотрик, но маг продолжал:

– Если отгонять Тарагавверуга от пищи при помощи дубинки на протяжении трех дней, на закате третьего дня он издохнет от голода. И хотя он неуязвим, есть на его теле чувствительное место, ибо нос его – всего лишь из свинца. Меч только обнажит непробиваемую бронзу, но если бить зверя по носу палкой, он прянет от боли, и так можно, нанося удары то справа, то слева, не подпустить Тарагавверуга к пище.

Тогда спросил Леотрик:

– А чем питается Тарагавверуг?

И отозвался маг Аллатуриона:

– Человечиной.

И отправился Леотрик прямиком в лес, и срубил крепкую ореховую дубину, и в тот вечер лег спать пораньше. Но на следующее утро, пробудившись от тревожного сна, он поднялся до рассвета и, взяв с собою съестных припасов на пять дней, отправился через лес на север, к болотам. На протяжении нескольких часов шел он сквозь лесной мрак, а когда снова вышел на свет, солнце стояло высоко над горизонтом, озаряя водные заводи среди пустоши. Тут же разглядел юноша глубокие отпечатки когтей Тарагавверуга и след хвоста между ними, подобный рваной борозде в поле. Леотрик пошел по следу и вскорости услышал глухой колокольный звон: то билось бронзовое сердце Тарагавверуга.

А Тарагавверуг, поскольку настал час первой дневной трапезы, полз в направлении деревни, и сердце его гулко колотилось. Все до одного селяне по обычаю своему вышли зверю навстречу; ибо напряженное ожидание Тарагавверуга оказывалось невыносимой пыткой: невозможно было оставаться в четырех стенах и слышать, как он нагло принюхивается, переползая от двери к двери, и прикидывает неспешно в своих отлитых из металла помыслах, кого из жителей выбрать на этот раз. А бежать от него никто не смел, потому что в давние времена, когда поселяне пытались спасаться бегством, Тарагавверуг, раз наметив себе жертву, преследовал ее неумолимо, словно рок. Ничего не защищало противу Тарагавверуга. Однажды при его появлении люди взобрались на деревья, но Тарагавверуг сделал выбор, выгнул спину и, слегка наклонившись, принялся тереться о ствол, пока дерево не рухнуло. Когда же приблизился Леотрик, Тарагавверуг углядел его одним из крохотных стальных глазок и неспешно двинулся к нему, и гул его сердца эхом вырывался из отверстой пасти. А Леотрик отступил с его пути, оказавшись между чудовищем и деревней, и ударил его по носу, и в мягком свинце образовалась вмятина. Тарагавверуг неуклюже метнулся в сторону, издав один-единственный жуткий вопль: так звучит большой церковный колокол, одержимый духом, что вылетает из могил по ночам, – злобным духом, дающим колоколу голос. Затем зверь снова ринулся на Леотрика, рыча от злости, и снова Леотрик отскочил вбок и ударил чудовище по носу палкой. Тарагавверуг взвыл – вой этот походил на колокольный гуд. И как только драконокрокодил бросался на недруга или пытался свернуть к деревне, Леотрик наносил новый удар.

Так весь день Леотрик гнал чудовище палкой, уводя его все дальше и дальше от добычи, и сердце зверя колотилось свирепо и гневно, и он завывал от боли.