С самого детства Эдмон был страстным коллекционером. Все свободное время он ходил по лавкам старьевщиков, посещал распродажи. В те времена порой удавалось за гроши покупать всякую всячину. Просто зависть разбирает, когда читаешь, как кому-то посчастливилось за бесценок получить работы старых мастеров. На одной распродаже несколько пастелей Латура ушли по пять франков за штуку.
В Париж везли и предметы японского искусства, от которых Эдмон был в восторге. Он утверждал, что они столь же прекрасны, как творения греков. Он покупал гравюры Утамаро, свитки с картинами и каллиграфией, лакированные шкатулки, доспехи, костюмы. Коллекция росла. Эдмон покупал мебель, инкрустированную слоновой костью, столики, зеркала, подставки, декоративные ткани, ковры. Позднее он утверждал, что ежегодно тратил на свою коллекцию восемьдесят тысяч франков. Поскольку от ферм Гонкуры получали не больше двенадцати тысяч франков в год, а книги, можно сказать, никакой прибыли не приносили, непонятно, откуда он брал деньги. Наверное, зарабатывал как-то еще. Так или иначе, к семидесятым годам благодаря тому, что подобные предметы резко подскочили к цене, у Гонкуров оказалось кругленькое по тем временам состояние. Братья уже долго вынашивали мысль основать академию – позднее она стала называться Академией Гонкуров – не ради соперничества с Французской академией, которую они презирали, но в знак протеста против ее укоренившихся предрассудков, ограниченности и косности, равнодушия к молодым талантам и ненависти к новизне. Замысел братьев заключался в том, чтобы выбрать десять талантливых писателей, не слишком избалованных вниманием публики, и выплачивать им ежегодно по шесть тысяч франков, с тем чтобы они могли без помех посвятить себя литературе. Раз в месяц им следовало обедать вместе и каждый год выплачивать премию в размере пяти тысяч франков автору лучшего произведения в прозе. Для воплощения этого замысла требовалось все состояние Эдмона, и потому он оставил мысли о женитьбе.
Эдмон пережил брата на двадцать семь лет. Нет смысла вдаваться в подробности его дальнейшей литературной деятельности. Она не принесла ему ни денег, ни славы. Он продолжал прилежно вести дневник. Приведу одну фразу, которая оказалась для меня неожиданной, – от двадцать второго мая 1892 года: «Déjeuner chez Raffaelli, avec le beau Proust»[110]. Эдмон не мог знать, что в один прекрасный день его симпатичный сотрапезник поднимет в литературном мире настоящий переполох, написав разгромную, но забавную пародию на прославленный «Дневник».
В тот же период Эдмон близко подружился с Альфонсом и Жюли Доде. Он обедал или завтракал с ними два-три раза в неделю и каждое лето гостил в их загородном доме в Шанпросе.
Кажется, Альфонса Доде теперь мало читают, а книги у него интересные. Живой слог, простой и естественный. Его лучшая книга – «Сафо». Тема примерно та же, что в «Манетт Саломон», но роман получился лучше, чем у Гонкуров, и более правдоподобный. Доде пользовался известностью и одно время много зарабатывал. Он, верно, был человек на редкость симпатичный и обаятельный, коль скоро придирчивый и брюзгливый Эдмон простил ему его успех.
В июле 1883 года Эдмон читал обедавшим у него в Отейле супругам Доде отрывки из своего дневника. Они заинтересовались и пожелали услышать еще, и Гонкур, бывая у них летом в Шанпросе, читал им отдельные места. Возможно, их интерес и подал Эдмону мысль издать несколько томов. Он составил две рукописи. В той, что предназначалась для прижизненной публикации, Гонкур удалил высказывания, которые могли оскорбить тех, кто был жив. Опубликовать дневник целиком предстояло через двадцать лет после его смерти, когда, как он предполагал, не останется в живых никого из людей, о которых он сам или его брат высказывались неодобрительно. Именно эту версию и стали печатать после нескольких судебных процессов в государстве Монако. К настоящему времени вышло девятнадцать томов – по 1894 год; говорят, издание продолжается.
Первый том прижизненного издания вышел в 1887 году. В последующие годы опубликовали еще восемь и последний том – в 1896 году. В литературном мире Парижа «Дневник» произвел сенсацию. Авторов бранили за нескромность, отсутствие милосердия, грубость, наглость, излишнее самомнение. Один критик назвал первый том шедевром ограниченности и чванства. Тэн возмущенно писал Гонкуру: «Прошу не включать в следующий том того, что имеет отношение ко мне. В наших разговорах я высказывался, как выражался бедняга Сент-Бев, sub rosa[111]… Я отвечаю лишь за написанное – за то, что я писал, тщательно обдумывая и рассчитывая на публикацию».
Гонкур и в ус не дул. Он был убежден, что потомство увидит в «Дневниках» самое живое и самое правдивое отображение людей и событий его времени.
Второй том критика приняла более благосклонно, вероятно, под влиянием статьи Доде, опубликованной в «Фигаро». Однако многие продолжали возмущаться.