Время и относительность

Сегодня я забылась и Вляпалась В Проблемы.

Не в том смысле! Фу, нет! Ни за что!

Прошлой ночью снова выпал свежий снег, он присыпал тот смёрзшийся, который лежал уже несколько недель. На большой перемене мы слепили во дворе снеговика. Джиллиан Робертс заметила, что толпа детей из первого класса безуспешно пытается соорудить снеговика, и она подбила Джона Марсианина и меня присоединиться. Джиллиан – моя соседка по парте, она умная, но не в том смысле, который признаёт школа. Дайте ей домашнее задание по математике, и она там всё напутает, потому что для неё логарифмы это просто бессмысленные цифры в учебниках. И с английским она никогда не справляется, потому что у неё ментальный блок по части написания даже простейших слов. Но вот если Джиллиан заинтересуется сложным краткосрочным проектом, она может мигом всё организовать, назначив на выполнение задач самых умелых, стимулируя этим остальных стараться сильнее.

Когда снеговик стал выше Джона (самого высокого из нас) Джиллиан подсадила девочку из первого класса, по имени Сэйди Ледерер (самую маленькую из нас), чтобы та сделала лицо. Она воткнула чёрные камешки в качестве носа и глаз. Опустив Сэйди вниз, Джиллиан воткнула по бокам головы пучки веток.

– Смотри, Лобастая, – сказала мне Джиллиан, – у него из ушей волосы торчат. Как у Грозного Грейнджа.

Мы все захихикали. Даже младшие, у которых мистер Грейндж ещё не преподавал. И это прозвище засело у меня в голове надолго. Когда во время дневной проверки он назвал моё имя, я сказала «здесь, Грозный» вместо «здесь, мистер Грейндж».

Катастрофическая ошибка! Весь 4-Г смеялся тем фальшивым смехом, которым дети смеются скорее для того, чтобы высмеять, чем потому, что им смешно. Мистер Грейндж – грозный мистер Грозный – задал мне «строки».

Мне нужно сто пятьдесят раз написать «Я буду проявлять уважение к учителям средне-образовательной школы Коул Хилл».

Сейчас я пишу в дневнике, чтобы отдохнуть от «строк».

Пора мне уже к ним вернуться.

Позже...

Когда я писала «строки», ко мне заглянул дедушка.

Увидев наполовину заполненный надписями лист бумаги, он фыркнул:

– Не вижу в этом домашнем задании смысла, Сьюзен, – сказал он. – Неужели они в эту эпоху пользуются циклически повторяющимися командами подсознанию для повышения ментальной дисциплины? Это же промывание мозгов. Это очень опасно. Ум похож на тонкий часовой механизм. Не стоит сыпать в него песок.

Я сказала ему, что это не домашняя работа, а наказание.

– А, тогда другое дело. Продолжай, осуждённая.

Дедушка никогда меня не поддерживает. Он понятия не имеет, каково ходить в школу. В прошлом месяце он сказал, что сходит на родительское собрание, но забыл. Из-за этого я на дурном счету. Он многое забывает.

Он в абсолютно другом мире. Я серьёзно.

Я не забываю ничего, просто иногда не могу вспомнить.

У меня в голове белые пятна. Когда ход моей мысли приближается к одному из туманных пятен, у меня в голове возникает резкая боль, как когда слишком быстро ешь мороженое. Если представить, что моё сознание – библиотека, то в ней есть огороженная секция для взрослых, куда мне ходить нельзя. Я знаю обыденные вещи, к примеру, когда нужно сходить в магазин за молоком, или о том, что по вторникам и четвергам нужно брать кеды для физкультуры, но за пределами этого сгущается туман.

Некоторые вопросы задавать опасно. Даже самому себе. К примеру «Откуда мы родом?»

Сильная боль позади глаз не даёт мне думать опасные мысли, и я возвращаюсь к «строкам». Стоило отвлечься, и я сбилась со счёта. В итоге получилось сто пятьдесят три строки. Я отрезала лишнее ножницами. Грозный настолько грозен, что может дать ещё одно наказание за то, что приказ исполнен чрезмерно. Смысл «строк» в том, чтобы внушить тупую покорность. От вас не ждут вопросов.

«А почему «Константинополь» не у дел?

А это дело исключительно турок!»[2]

На прошлой неделе Джиллиан от злости так стукнула крышкой парты, что та отвалилась. Грозный наказал её «ремнём»: три удара по рукам перед всем классом. И было неважно, что парте досталось из-за того, что Джиллиан разозлилась на Ф.М., который ткнул ей транспортиром в попу. Она выплеснула свою злость на предмет, которому не будет больно, потому что она очень не хотела снова попасть в неприятность из-за драки. Как оказалось, она вполне могла бы дать Ф. М. в глаз – тогда она бы и за транспортир отомстила, и наказали бы её не так сильно. По школьным правилам порча школьного имущества хуже, чем сделать что-то другому ученику. Когда Ф. М. побил Малыша Титча Кричли и сломал его очки, его наказали всего лишь «строками».

Я не могу больше писать. У меня болит рука.

Я буду проявлять уважение к учителям средне-образовательной школы Коул Хилл.

Я буду проявлять уважение. Я буду скрывать свои Истинные Чувства.

Четверг, 28 марта 1963 г.