Сословные предрассудки, классовые и групповые интересы — вещи куда более постоянные и важные, чем незначительные изменения в европейской политике. И вдобавок она сама не до конца представляла, как теперь соотносятся столь недавно начавшие расходиться реальности. Тот факт, что ее аналог, Сильвия-1, достаточно долгое время продолжала существовать уже в этом мире, настораживал. Да и не до конца ясно, ушла ли она отсюда окончательно или продолжает существовать в каких-то лакунах прошлой реальности, сохранившихся в этой.
Ее также интересовало, какие последствия будет иметь отправленное ею письмо в 1938 год, в котором она предупреждала тамошнюю Сильвию о том, что часть личности Шульгина осталась в наркоме Шестакове. Тут просматривалась возможность возникновения уже третьей логической связи, в результате того, что Шульгину-нынешнему станет известно то, что совершил его двойник, управляющий действиями наркома.
Никакая теория не предусматривала возникновения устойчивых связей между будущим и прошлым и вдобавок — поперек параллельных реальностей. Тут может образоваться такая межвременная паутина с непостижимым уровнем связностей, что все предыдущее покажется арифметикой начальной школы по сравнению с квантовой физикой…
Но ответила она, конечно, совершенно иначе. В том смысле, что в изменившихся условиях ей необходимо сначала самой понять, кто и на каких позициях стоит, какие тайные союзы возникают и какие ранее незыблемые комплоты рассыпаются.
Люди, к примеру, входившие в прогерманскую партию, другую, ориентированную на сохранение Антанты, третью, поддерживавшую Советскую Россию Ленина, сейчас вынуждены лихорадочно выстраивать принципиально новые политические конструкции. И она, леди Спенсер, сейчас тоже в затруднении…
— Мне это несколько странно слышать, — ответил Шульгин. — Что, в сущности, изменилось? Если даже мы, люди в принципе далекие от какой угодно политики, не имевшие совершенно никакого опыта в делах, которыми нам пришлось заниматься, и то достигли ощутимых успехов, — здесь он слегка виновато улыбнулся, намекая на одержанные победы, в том числе и над самой Сильвией вместе с возглавляемой ею аггрианской резидентурой. — А для тебя разве что-нибудь изменилось? Работай так, как работала прошлый раз в своей же Англии. Тогда ведь тебе удалось направить Антанту в нужном направлении, ну, разверни политику еще градусов на 40–60, теперь уже в желаемом для нас…
— Если бы все было так просто. Слишком изменился мир. Вашими же стараниями. Прошлый раз мы именно потому и добивались успехов, потому что подталкивали руководящие круги Антанты в естественном для них направлении. Наша политика соответствовала коренным интересам подавляющего большинства британского истеблишмента, можно даже сказать — тенденциям мировой истории в целом. И мировая война, и события первых послевоенных лет объективно содействовали росту экономического и политического могущества Англии, Франции, США, их союзников. Теперь же все наоборот. Ты требуешь разворота не на 60, а на 180 градусов. А это совсем другое дело.
Шульгин в принципе понимал ее правоту. То, что они сейчас делали, действительно шло поперек предыдущей истории, которую можно было считать «естественной мировой линией». Как ни суди, а все, что случилось на Земле с 1914 по 1921 год, вызывалось достаточно объективными причинами, вытекало из созданных всем XIX веком обстоятельств — и в экономике, и в политике, и в психологии как правительств, так и «широких народных масс».
Включая и «великую русскую смуту».
А сейчас происходило нечто, ломающее сложившиеся отношения между странами, устоявшиеся геополитические концепции, весь экономический базис западноевропейской цивилизации.
И совершенно естественно, что сопротивлялись не только люди, сопротивлялась, если можно так выразиться, вся ноосфера. Коллективный разум муравейника протестовал против изменений привычных правил игры.
— И то, что мы условились называть «Системой», — согласилась с ним Сильвия, — как некий наднациональный организм, консолидирует сейчас все свои силы и ресурсы, чтобы вернуть мир к его привычному состоянию.
А сил и ресурсов у них много. Аналитики и политологи лихорадочно изучают сейчас ситуацию, пытаются построить непротиворечивую модель происходящего, банкиры и финансисты ведут переговоры и консультации, чтобы выработать нечто вроде новой Бреттон-Вудской экономической системы послевоенного мира, а люди, привыкшие главную ставку делать на силу, разрабатывают стратегию силового решения проблемы.
— Если я правильно предполагаю, «Система» видит оптимальный выход в беспощадной войне с нами? Причем — войне без правил? — спросил Сашка.
— Разумеется. Другого пути просто нет. Да, война уже началась. Пока — тайная. Чтобы вернуть мир к исходному состоянию, им необходимо прежде всего ликвидировать Югороссию, ее противоестественные союзы с Турцией, Японией…