Время истинной ночи

И тут в тихом ночном воздухе прогремели выстрелы: три выстрела один за другим. Одна пуля попала в скалу прямо за спиной у Тарранта, так что его ошпарило каменными брызгами. Одна вонзилась в землю под ногами у лошади Хессет. А третья...

Лошадь Дэмьена отчаянно заржала и встала на дыбы. Это произошло так быстро, что священник успел среагировать только чудом. Он что было силы вцепился в седло, а ногами стиснул бока лошади, отчаянно стараясь не упасть. Еще успел заметить, как резко крутнулась лошадь Хессет - может, ее тоже ранили? Потом он услышал, как кричит, отдавая какие-то распоряжения, Таррант, но слов разобрать не смог. Выстрелы раздались вновь, но он даже не понял, попали ли они в цель, весь мир съежился для него до размеров поднявшейся на дыбы лошади; каждой клеткой тела и всеми чувствами он сосредоточился на ее движениях, на ее страхе и на собственной обусловленной этим страхом - тревоге.

Лошадь с трудом балансировала на одной ноге, и Дэмьен с уверенностью опытного воина понимал, что она сейчас рухнет. И когда это действительно произошло, он успел оттолкнуться и спрыгнуть в другую сторону. Резко ударившись при этом оземь, священник покатился вправо - прочь от лошади, прочь с линии ружейного огня. В левой руке - он ударился ей о скалу вспыхнула острая боль, но Дэмьен тем не менее продолжал катиться в сторону. Вот он услышал глухой удар - это наконец упала его лошадь и истошно заржала, умирая. И только тут Дэмьен понял, что противники вовсе не промахивались, целя в людей, как ему показалось вначале, - нет, они сознательно метили в лошадей, отлично понимая, что едва тех не станет, противостояние примет привычно-удручающие формы: жалкие трое против целого войска... Какое-то время он пролежал неподвижно: у него кружилась голова и, надо было восстановить дыхание. Хессет уже домчалась до устья ущелья, она держала оружие на изготовку и собиралась ответить огнем на огонь, как только увидит противника. А Таррант... где же Таррант? Оглянувшись, Дэмьен увидел черного жеребца буквально в каком-то ярде от собственной головы. Лицо Охотника искажала страшная ярость, он мчался прямо вперед. На скаку он подал Дэмьену знак, приказывая подняться на ноги, в другой руке у Охотника был пистолет.

Из лесу раздался еще один залп, и на этот раз Таррант ответил огнем на огонь. Выстрел грохнул над ухом Дэмьена, который тем временем, пошатываясь, все-таки умудрился встать. Откуда-то издали до его слуха донесся вопль боли и изумления, а затем - шум, который должен был означать падение тела. Таррант подал руку Дэмьену, и в этот миг рядом с ними просвистела стрела, выпущенная Хессет из арбалета. Дэмьен крепко вцепился в запястье всадника, ледяные пальцы Охотника обвили его собственное запястье, нога Тарранта выскользнула из стремени, освободив его для священника. Преодолевая мучительную боль в пораненной руке, он кое-как взобрался на лошадь и устроился за спиной посвященного. Лука седла впилась ему в пах, но он усидел на месте - усидел, несмотря на отчаянную боль, он боялся отодвинуться назад, чтобы не свалится с лошади, и не мог подвинуться вперед. И молился так страстно, как никогда до сих пор.

Черный конь вслед за лошадью Хессет пронесся ко входу в ущелье и скрылся в повисшей там тьме. Издали до Дэмьена донеслось ржание его собственной лошади, и он понадеялся на то, что животное, умирая, хотя бы на короткое время задержит вооруженных преследователей, которые в любом случае продолжат погоню. Они пробирались по узкой каменистой тропе, лошади обдирали бока о едва не слившиеся воедино стены. Священнику наконец удалось перенести тяжесть тела на колени, так что он больше не испытывал нестерпимую боль в паху при каждом шаге черного скакуна. Слава Богу!.. Он видел, что едут они слишком медленно: лошадям было неудобно и страшно на каменистой тропе, вдобавок ко всему попадались и ямы, наполненные водой. Дэмьен мрачно осознавал, на каком волоске держатся нависшие у них над головой огромные камни, насколько плотно давят их с обеих сторон стены ущелья. Еще один запоздалый земной толчок - и... нет, об этом нельзя было даже думать. Держаться в седле - и ничего больше. Ехать и ехать. Сейчас они оказались всецело во власти стихии - и любой толчок мог подвести под происходящим окончательную черту. Тем более что Творение было в подобных условиях исключено.

"Если тряханет, значит, тряханет. Если мы умрем, значит, умрем. И необходимо смириться с этим".