Время Изерлона

Время тянулось медленно, очередь двигалась в час по чайной ложке. Где-то там впереди было окошко, за которым ждала отрывочная информация. Точно могли ответить только о тех, кто под арестом, но и это лучше, гораздо лучше, чем ничего — арестованные по крайней мере живы. Но о многих сообщали лишь: сведений нет. Мари добралась до заветного окна часа через три, и ее новости были, можно сказать, радостными: и ее работодатель, и его зять сидели в участке. Это означало, что самое позднее через два дня их отпустят — мистера Кравчика наверняка, а Дика почти наверняка, зависит от того, он разбил голову тому солдату или кто-то другой.

Кругленькая старушка стояла, прислонившись к стене возле справочной, прижимала локтем к животу потертую кожаную сумку, и вид у нее был измученный. Поддавшись порыву, Мари подошла к ней и сказала:

— Спасибо.

Та посмотрела на нее удивленно:

— Вы о чем?

Мари смутилась и объяснила сбивчиво — про магическое вмешательство, успокоившее толпу.

— А, что вы, милая, — вздохнула старушка. — Ничего бы не случилось, просто я устала от этих глупых женщин. Разузнали про своих?

— Да, — ответила Мари. — Арестованы, скоро их выпустят.

— Родственники?

— Нет, знакомые просто.

— А у меня старый друг, — вздохнула старушка. — Помоложе меня, но тоже уже дед, ну что ему не сиделось у себя в деревне на пасеке… Нет, приехал, — митинг по погибшим, я знал их, я жив, благополучный бодрый отставник, а они погибли… Разумеется, считает, что если бы погиб он, кому-то от этого было бы легче. Военачальники… дети малые, хоть головы и седы.

— Тоже арестован? — спросила Мари.

— Разумеется… да только его так просто не выпустят, он был большим человеком в армии Альянса.

— Я служила в армии, — ляпнула Мари.

Старушка окинула ее взглядом:

— И что девочкам-то дома не сидится… А где именно, если не секрет?

— Да как-то само собой получилось, — ответила Мари. — В 13-м флоте, может, слышали.

— Дитя, кто же в нашей бедной стране не слышал о 13-м флоте? — в голосе бабушки звучало искреннее изумление. — О каком другом могут и забыть… но уж этот… Когда демобилизовалась?

— Я изерлонский дезертир, — усмехнулась Мари. — В июле.

— Так, — сказала старая леди строго, — нам надо сесть и поговорить как следует. Идем.

— Погодите, — запротестовала Мари, — я должна сообщить новости моей знакомой… Она сидит там и волнуется, понимаете…

— Ясно, — кивнула старушка. — Ты права, извини. Постой-ка… — она полезла в сумку и достала блокнот. — Где-то у меня был карандаш… а, вот… — записала адрес и телефон, выдернула листок. — Держи. Приходи обязательно, я жду. Не забудь.

— Хорошо, — растерянно отозвалась Мари и сунула бумажку в карман брюк. — Непременно. До свидания…

Уже дома она достала из кармана сложенный вдвое листок, прочитала имя на нем — и почувствовала, как загорелись щеки.

Это имя знала даже она.

Мэри-Джейн Бьюкок.

Хайнессен. Мятеж Ройенталя

Райнхард фон Лоэнграмм: Если у вас есть убежденность и твердое решение победить меня, вы можете бросить мне вызов в любой момент, когда захотите.

Оскар фон Ройенталь: вы, должно быть, шутите.

Э.Г.Крангерт. Хроники времен Райнхарда I. — Феззан, 11 г. Новой эры.

Опустела без тебя Земля…

Если можешь, прилетай скорей…

Старинная песня

Хайнессен был неспокоен. То тут, то там начинало закипать, толпа закручивалась водоворотами, всплескивала, шумела, пела гимн несуществующего ныне государства, иной раз на улицах обнаруживались суровые люди, марширующие под лозунгом "Империя, убирайся вон!", и к ним спонтанно пристраивались случайные прохожие. В Хайнессенполисе вдруг оказалось очень много военных с автоматами на шеях, с насупленными бровями и колючими взглядами, в которых сквозь решимость просвечивали растерянность и страх. Толпа звериным чутьем замечала неуверенность солдат и наглела; ее загоняли в рамки, и делалось это, само собой, без особой деликатности — и градус общественного настроения поднимался все выше.

Мистер Кравчик увлекся уличной политикой. Если прежде его всегда можно было застать в гараже, то теперь он мог не показываться там сутками — у него были более важные дела. Несколько раз его загребали в участок; полицейские узнавали его, качали головой: "Все воюете, мистер, когда ж вам надоест…" — и привычно оформляли трое суток ареста за нарушение общественного порядка. Линор перестала нервничать, когда дядю арестовывали. А Дик вступил в какую-то народную дружину и бросил пить. На такое счастье его жена и не надеялась.

Правда, Мари эта дружина казалась несколько подозрительной. Уж очень воинственные речи произносил теперь на трезвую голову Дик Джонс. Пьяная драчливость — это одно, а осознанная агрессивность…

Потом вроде бы немного успокоилось, беспорядки вспыхивали все реже, мистер Кравчик снова стал регулярно появляться в гараже, ворча, — мол, распустились, пока он пекся о судьбах родины и демократии. Работники шептались за его спиной: меньше бы думал о высоком, а больше — о хлебе насущном, прибыли упали, зарплату бы повысить… Тимми и Уоррен уволились, найдя место получше.