Время кенгуру. Книга 2 (СИ)

Орловский кинул тюк, который описав высокую дугу, свалился в воду, хотя неподалеку от берега. Чертыхаясь, я снова бросился в реку и выудил-таки заветный комок.

Выйдя из воды, я еще раз окинул голую Катьку оценивающим взглядом и только затем позволил ей одеться. Простудится еще, сидя на камнях голышом.

В этот момент наверху произошло что-то неординарное. По крайней мере, оттуда раздались протестующие голоса — такие громкие, что было слышно даже внизу, — потом в волнах падающего вниз потока мелькнуло еще одно обнаженное женское тело. Кому принадлежало тело, было не видно, но я сразу сообразил, что Люське. Жена не решилась оставить меня одного наедине с обнаженной любовницей и, обнажившись по ее примеру, кинулась в водопад.

Честя семейную жизнь, на чем свет стоит, я вынужден был еще раз броситься в бурлящий поток, в поисках сначала голой пятки, потом ляжки, потом попы, затем талии и в окончании процедуры спасения целой Люськи.

— Ты почему в одежде не прыгнула? — спросил я жену после того, как вытянул ее на берег.

— С-скажи, чтобы одежду скинули, Андрэ, — попросила вместо ответа голая Люська.

Диалог по поводу скидывания одежды повторился. На этот раз он был покороче: Орловский уже сообразил, что к чему, и следующим заходом спустил с водопада Натали. Само собой, горничная не смогла обойтись без своей барыни.

Натали бросилась в водопад в одежде, поэтому ее спасение оказалось вдвое короче.

Спасение от утопления зараз трех любимых женщин изрядно меня утомило. Поэтому я был благодарен графу Орловскому и Ивану Платоновичу, которые спрыгнули со скалы и выплыли из бурлящего потока без моей непосредственной помощи. Сложней пришлось с багажом Орловского, который пришлось вылавливать мне с Иваном Платоновичем, однако и здесь обошлось.

Я еще раз убедился: нет таких препятствий, которые не преодолеет русская душа на пути к спасению всего человечества.

Я, на следующий день

Еще через день мы вышли к людям. Сначала мы пересекли тропинку, но решили, что она звериная. Затем вышли на поляну и оказались перед несколькими туземными хижинами.

Хижины были совсем примитивными. Они представляли собой вбитые в землю колья, покрытые сверху пальмовыми листьями. Пальмовые же листья, переплетенные между кольями, образовывали стены этих незамысловатых жилищ. От тропических ливней жилища, наверное, укрывали, а большего в этом климате не требовалось.

Между хижинами прохаживались люди, то есть туземцы, одетые в нечто вроде плащей. У мужчин плащи были подвязаны на поясе, а у женщин — под грудями. Судя по тому, что туземцы не были одеты в футболки и треники, а в руках не имели устройств, воспроизводящих рэп или сальсу, мы оказались в историческом периоде неопределенной древности. Либо туземцы были настолько дикими, что блага цивилизации до них еще не докатились.

Увидев нас, туземцы явно опешили и напряглись. Впрочем, мы напряглись не менее. Сбившись в кучу — так, чтобы женщины оказались внутри, — мы медленно приблизились к туземцам. Граф Орловский держал наготове оба своих пистолета — просто так, на всякий случай, — а я напряг тело и сконцентрировал внимание.

Пока туземцы не выказывали нам враждебных намерений. Они просто отшатывались от нас, как будто с испугом, позволив нам пройти на площадку перед хижинами, которую можно было условно поименовать центральной площадью. Дальше идти было некуда.

— Приветствую вас, друзья, — произнес я, вскидывая руку и улыбаясь что есть сил.

Туземцы промолчали, видимо не понимая.

— We are peaceful people, — произнес я далее, тем самым исчерпывая свои толмаческие способности.

Туземцы ожидаемо не поняли. Становилось ясным, что другими цивилизованными языками они также не владеют.

Внезапно туземцы заговорили, причем все разом. Они подбежали к нам и принялись просительно хватать нас за руками, а знаками приглашая следовать за ними. Следуя пожеланиям, мы зашли в одну из хижин и обнаружили в ней труп немолодого туземца с раной от холодного оружия в груди. Становилось очевидным, что местные жители жаловались на кого-то, кто убил их человека — возможно, совершил и другие преступления против гуманизма.

Отстранив меня, за дело общения с туземцами взялся Григорий Орловский. Туземного языка граф, разумеется, не знал, зато весьма лихо общался с помощью жестов. И, кажется, понимал местных жителей, а они понимали его.

Нас давно уже отвели под навес и угощали спелыми плодами и напитками, подаваемыми в выдолбленных деревянных чашках, а граф Орловский все жестикулировал и жестикулировал с каким-то морщинистым старцем, наверняка старейшиной.

Наконец, Григорий возвратился в наш узкий круг. Лицо его выглядело озабоченным.

— Перед нами непростая дилемма, — сообщил он собравшимся. — На эту туземную деревню, незадолго до нашего появления, совершено нападение вооруженной бандой. Какие-то головорезы из соседнего племени, я не знаю. Один житель деревни возмутился, и его убили. Это его труп лежит в хижине. Теперь деревенские жители умоляют нас остаться и защитить деревню от насилия и произвола.