Время колокольчиков

«На протяжении ряда лет в Москве издаются различные нелегальные журналы: „Ухо“, „Зомби“, „Урлайт“, ведущие непримиримую борьбу со всякими попытками социализации рок-музыки, проводящие жесткую антисоветскую линию, порочащие как отдельные государственные учреждения и организации, так и советскую идеологию и культуру в целом… Стало регулярным проведение ими концертов рок-музыки в нарушение порядка, установленного лабораторией, с участием группы НИИ КОСМЕТИКИ, групп, не вступивших в лабораторию, а также иногородних коллективов, приглашаемых для выступлений в обход существующих правил. Постоянно проводили квартирные концеры, заканчивающиеся употреблением спиртных напитков, наркотиков, непристойным поведением…»

Опрятная с Базаровой оказались умнее всех и не подписали сей документ: они понимали, что убедительность документу придадут фамилии рокеров, а не чиновников. И вот Петя Мамонов самоотверженно включился в борьбу с «употреблением спиртных напитков», Троицкий — с «антисоветским» журналом «Ухо», который сам же издавал, а бывший барабанщик распавшейся в конце 86-го года группы ДК Жариков — с «подпольными концертами». Жариков тогда с горя вступил одновременно в лабораторию и в «Память». И продолжал от имени несуществующей группы ДК давать интервью о благородных целях «Памяти» доверчивым иностранцам [43]. Сомневаюсь, чтобы в НМЦ слышали про «амальгаму» (способ организации процессов, заимствованный А. Вышинским из опыта французского Революционного Трибунала, когда на одну скамью подсудимых сажают реальных политических противников и заведомо посторонних людей, весьма несимпатичных для публики). Но список «врагов» был парадоксальным образом пополнен именами Д. Шавырина из «Московского комсомольца» и М. Сигалова их «Клуба и художественной самодеятельности», который когда-то действительно сотрудничал в «Ухе», как и Троицкий, но не имел никакого отношения ни к «Урлайту», ни тем более к наркобизнесу. Попал в «поминальник» и А. Градский.

В последний момент сочинители испугались и вымарали Александра Борисовича замазкой «Штрих». Впрочем, они были вовсе не так глупы, как следовало из орфографии («бешенная злоба», «концерты на билетах лаборатории» etc). Еще годом раньше поступление в «дорогие органы» такого документа неизбежно привело бы упомянутых в нем k~dei туда, где они уже никому не смогли бы помешать. Конечно, в 87-ом климат изменился — но и при оттепели многим ли рисковали стукачи? Ведь если допустить, что где-то в кабинете обвиняемым дадут ознакомиться с документом, даже переписать его, каждый из подписавших донос потом смело может утверждать, что он лично ничего не подписывал, а кто говорит, что видел его подпись, тот сводит личные счеты. Где доказательства? Где факсимиле? Именно так до сих пор и пишет Троицкий в замечательно правдивой книге «Rack in the USSR»: «Рок-лаборатория ответила на провокацию истеричным письмом в газеты и инстанции — и пошла междоусобица» [44]. Когда-то цари писали о себе во множественном числе: «Мы, Николай II». Но в третьем лице о себе: «она ответила» — это уже завоевание советской журналистики. Что же касается «инстанций», то в «Советскую культуру» сразу же обратился с оригиналом в руках лично зав. сектором горкома партии и в лучших традициях запретил печатать что- либо, выходящее из-под пера вашего покорного слуги. На фельетоне «Бюрократиада» я мог поставить крест. Дальнейшие события развивались следующим образом. Помощников Дубовицкого Свету Скрипниченко и еще одного парня из Калининского Молодежного центра, пригласил для дружеской беседы капитан ГБ, объяснивший им, что люберы — патриотическое молодежное движение, а концерты надо проводить через лабораторию. Света поняла все сразу, навсегда и как раз в обратном направлении: она стала замечательным менеджером. Выступление ЦЕМЕНТА в ДК «Каучук» под угрозой увольнения директора с должности запретили за пять минут до выхода музыкантов на сцену. Что произошло с КАРТИНКАМИ, вы уже знаете. Небольшой зал в Измайлово, где выступали НИИ КОСМЕТИКИ с группой НАТЕ, был окружен люберами вперемешку с милицией; это был последний откровенный «винт» на концерте, ленинградцы бежали через подсобку после того как Слава подобно Самсону выломал решетку в окне — словно в кино они уходили по глубокому снегу, провожаемые трелью милицейских свистков. У москвичей описали аппаратуру и долго допрашивали в ОБХСС, цитируя все тот же литературный памятник (донос). Наконец, в ЦК комсомола нашелся Борис Земцов, который написал по его мотивам художественное произведение из жизни антисоветчиков — «Чтиво из подворотни», а Ю. Филинов, исправив часть ошибок (хотя фамилия Кинчева так и осталась написанной неправильно), напечатал «Чтиво…» в «Комсомолке» [45].