Время красного дракона

Берия вышел с веселой хитринкой в глазах. Отличить Кобу от двойника было, конечно, очень трудно. Иоселиани имел столько же рябинок на лице, страдал такой же левой сухорукостью, говорил точно таким же голосом, как Сталин. Но у двойника сапоги скрипели, а у Сталина — нет. У Кобы в кармане чуточку выпирает браунинг, у двойника оружия не имеется. Коба в разговоре хамил, подчеркивал свою властность. А двойник не осмелился бы на грубость. Лаврентий Павлович бодрился:

— Я-то сразу угадаю двойника, а вот Молотов, Жданов, Ворошилов и Калинин поломают головы! Ха-ха!

Когда Берия вышел, Сталин поманил двойника:

— Снимай, кацо, сапоги, обменяемся. Они у тебя скрипят. Вот и харашо! Возьми мой пистолет, сунь в этот карман, чтобы выпирал. Харашо! И обзови Калинина казлом. Так и скажи ему: «Казел!» А Ворошилову брякни: «Ну и дурак ты, Климка!» Жданову ничего не говори. А Молотову помягче, кацо: «Мол, эх, Вячеслав! Товарища Сталина не можешь отличить от какого-то артиста, двойника! Мол, как же ты отличаешь скрипку Страдивари от скрипки балаганной?» Запомнил, кацо?

— Да, товарищ Сталин. Я же актер, у меня профессиональная память. Я вживаюсь в образ моментально.

— Харашо, кацо!

Берия вошел в кабинет Сталина первым.

— Можно всем?

— Можно, — двойник набивал трубку табаком из размятых папирос «Герцеговина флор».

Жданов, Молотов, Ворошилов и Калинин не удивились двойнику, они видели его на даче Сталина, забавлялись с ним. Но на этот раз все, в том числе и Берия, настоящего Сталина принимали за двойника, Кургузый, неловкий, молчаливый, он вообще-то как бы и не был похож на вождя. Берия спросил у Ворошилова:

— Климент Ефремович, кто из этих двух товарищ Сталин? И кто двойник?

Ворошилов показал на Сталина.

— Это двойник.

— Ну и дурак ты, Климка! — покачала головой вторая фигура вождя.

— Вот он, Сталин! — ткнул пальцем Калинин в двойника, раскуривающего трубку.

— Казел! Казел в очках! — выдохнул дым курящий вождь.

Жданов выглядел растерянно. Молотов разгадал тайну спектакля. У двойника, который раскуривал трубку, бросал грубые реплики, были слишком умные глаза. Не хитрые, а именно умные, с какой-то затаенной страдалинкой, глаза талантливого актера, трагической личности. Таких глаз у Кобы не было и не могло быть. У Сталина взгляд хитрый, пронизывающий, гипнотично жесткий даже при улыбке.

На лбу Лаврентия Павловича блеснули бисеринки пота, он не мог понять, где Сталин, где двойник? Оставалась надежда на сапоги.

— Вы пройдитесь по кабинету, — обратился к вождям Берия. — Походка тоже говорит о многом.

Вожди начали прохаживаться по кабинету, у одного из них сапоги скрипели.

— Так который из них товарищ Сталин? — спросил торжествующе Берия у Молотова.

Вячеслав Михайлович не сомневался, сапоги скрипели у настоящего Кобы. Но Молотов решил пошутить, не выделяться, угодить Иосифу Виссарионовичу. Ему, наверное, нравилось, что его не узнавали, принимали за вождя подставную фигуру.

— Коба этот, он! — указал Молотов с нарочитой ошибкой на двойника. Но и Вячеслав Михайлович оцепенел, когда в ответ услышал слова, которые мог сказать только настоящий Сталин:

— Эх, Вячеслав! Товарища Сталина не можешь отличить от какого-то двойника. Как же ты отличаешь скрипку Страдивари от скрипки балаганной?

— Можно сойти с ума! — выдохнул Молотов, пораженный игрой двойника.

Развлечение партийной элиты, личностей, руководящих государством, могло бы закончиться весело, если бы двойник не решился на импровизацию. Актерская натура двойника взыграла, он продолжал представление:

— Лаврентий, мне не нужен двойник, которого никто не признал за товарища Сталина. Ликвидируй его, выведи в коридор и шлепни.

Берия схватил Сталина за шиворот, поволок к дверям. Он сопротивлялся, сипел, потеряв от ужаса голос.

— Ты что, Лаврентий, с ума сошел? Иоселиани шутит! Я — товарищ Сталин!

У Жданова глаза блеснули хищно.

— Я тебя расстреляю, Лаврентий! — сипел Сталин, упав от пинка коленом под зад.

— Ты нам надоел, Иоселиани! — рявкнул Берия.

— Я товарищ Сталин! Вячеслав! Клим. Что вы рты разинули?

Двойник Иоселиани, которого все приняли за Кобу, достал из кармана френча браунинг, бросил его на стол:

— Товарищ Сталин — он, а не я! Спектакль окончен. Где бурные аплодисменты?

Настоящий Иосиф Виссарионович ударил Берию по щеке:

— Мерзавец! Товарища Сталина не может отличить от двойника.

Лаврентий Павлович захохотал нарочито, а колени подрагивали.

— Идиот! — сунул Сталин браунинг в карман френча.

Через час двойника-актера привезли в Лефортовскую тюрьму и прикончили выстрелом в затылок. Чтобы в другой раз был скромнее, не импровизировал. После этого случая Иосиф Виссарионович Сталин с двойниками своими не встречался. И через каждые два-три года их расстреливали, не выпустив иногда ни разу даже на трибуну мавзолея.

Цветь тридцать четвертая

Мартышка-Лещинская лежала в клинике, залечивая сифилис. Шмель приходил к доктору Функу каждую неделю и уверял:

— Я тоже заразен, у меня все признаки — слабость, потливость, прыщи.

— Как ни странно, вы здоровы, — успокаивал его доктор.

— Почему же я заразил Олимпову?