Время красного дракона

— Вы нам надоели, Владимир Ильич. Если вы не раскланяетесь, то через десять секунд сержант Матафонов проводит вас к выходу. Желаю вам всего доброго! — металлически произнес Порошин.

Мухина опять потускнела:

— Если вы позволите, я пойду с ним, товарищ следователь.

— Не возражаю, Вера Игнатьевна, — погрустнел и Порошин.

Ему было досадно, что за все время общения Вера Игнатьевна Мухина даже не поинтересовалась, откуда он родом. Она посочувствовала какому-то придурку, внешне похожему на вождя, но не поблагодарила по-настоящему тех, кто творит справедливость и добро. Порошин купил Мухиной билет на челябинский поезд и предложил Гейнеману пойти на вокзал вместе, чтобы проводить Веру Игнатьевну. Но Мишка от проводов отказался:

— Первый удар кувалдой по голове Веры нанес я, Аркаша.

— Каким образом?

— Она ведь побывала у меня в колонии. Я умышленно показала ей, как мы протыкаем трупы ломами.

— Ты садист, Мишка. Зачем ты это сделал?

— Они, художники, оторваны от жизни, Аркаша. Я окунул Мухину в действительность, в реальность.

— Так можно и убить художника.

— Приходи вечером, Аркаша. Фрося ждет тебя. Там и поговорим о художниках.

— Разумеется, приду. Рискуешь ты, Миша, из-за меня. Вдруг настучит кто-нибудь.

— Извернемся как-нибудь. И есть у меня задумка — освободить Фросю.

— Не думаю, что это возможно, Миша.

— До встречи, Аркаша!

Провожали на вокзал Веру Игнатьевну — Порошин, Функ и Шмель, подошла и Людмила Татьяничева. Шмель ведь не участвовал в разрушении скульптур. И напротив — он загораживал грудью одну из гипсовых фигур. Мухиной показалось, что Шмель пытался спасти Фроську.

— Спасибо вам, в тот страшный час вы были моими единственными защитниками, — благодарила Вера Игнатьевна Татьяничеву, Функа и Шмеля.

— Какие мы защитники? Струсили мы, — вздохнула Татьяничева.

— А комиссия находилась в состоянии коллективного психоза. Как наблюдатель и врач — констатирую, — отметил Функ.

Порошин не знал подробностей события, но рассуждал:

— Виновных, наверно, нет. Стечение обстоятельств, ситуация. Председатель комиссии Коробов — хороший человек, но в искусстве — ни в зуб ногой. Берман испугался, что изваяли врагов народа. Я бы не нашел выхода из такого положения. Сложное время. Обострение классовой борьбы.

Шмель не согласился:

— Врагов народа и надо было разбить. А почему крушили Шатилина, меня, Женю Майкова?

— Я не верю, что Григорий Коровин — враг народа, — сказала Мухина.

— И я не верю! — поддержал ее доктор Функ.

Шмель провоцировал:

— НКВД не арестовывает безвинных.

Порошин пожалел, что взял на вокзал Мордехая. Сексот явно переигрывал, вносил дискомфорт в беседу.

— А вы знали, Вера Игнатьевна, в Москве профессора Порошина? — начал отвлекать внимание Аркадий Иванович от своего верного сексота.

— Кто же не знал в Москве Порошина? — посмотрела пристально Вера Игнатьевна на Аркадия Ивановича. — Но ведь профессора арестовали. Между прочим, вы похожи на него. Наверно, родственник, племянник?

— Я сын профессора Порошина.

— Извините, — замолчала неловко Вера Игнатьевна.

Шмель заповодил своими круглыми ушами:

— Разве ваш батюшка арестован?

— У меня нет о нем никаких сведений.

— Несчастье-то какое, просто беда, — засокрушался Шмель.

Сочувствие Шмеля было настолько слащавым и фальшивым, что вызывало раздражение. Порошин отвел под локоть своего сексота в сторону и дал ему задание:

— Видишь вот там, Мордехай, женщина в мехах?

— Вижу, Аркадий Ваныч.

— Ты знаешь, кто это?

— Известно, сие супруга секретаря горкома партии Бермана.

— Выясни, кого она провожает, о чем говорит? Не спускай с нее глаз, это очень важно, ответственно. В общем покрутись возле нее два-три дня.

Шмель засеменил по перрону, надвинув кепку на глаза, оттопырив еще больше свои уши-лопухи. Он не удосужился даже попрощаться с Мухиной, ушел, как охотничья собака, по следу.

— Какая неприятная личность, — брезгливо поморщился Функ. — У него физиономия подлеца.

Порошин вступился за своего помощника:

— Внешность часто обманчива. Шмель — хороший парень.

— Значит, сын его будет подлецом или внук. Из его рода должно выползти насекомое! — не унимался Функ.

Мухина села в вагон, уехала, не имея никаких претензий к НКВД. Она была приятно удивлена, что в органах есть такие чуткие и вежливые люди, как заместитель начальника милиции Порошин. Про выстрел Придорогина Вера Игнатьевна действительно не помнила. Она его в мастерской тогда просто не услышала — от нервного потрясения. И когда Татьяничева позднее начинала при встречах в Москве напоминать Мухиной о событиях в мастерской, Вера Игнатьевна отвечала честно:

— Я почти ничего не помню...