Время Красной Струны

Бесполезно. То же самое что смотреть ночью на циферблат, если стрелки не смазаны фосфором. А подносить план к шару с молниями я не рискнул. Рискнула Эрика. Она бесцеремонно забрала у меня бумажку и уверенно зашагала к центру, ловко уклоняясь от протянувшихся в разных плоскостях струн. Поразившись чужой безрассудной отваге, я двинулся вслед, стараясь ни в коем случае не коснуться ни единой струны. Тогда мне казалось, что все они под напряжением. Возможно, так оно и было. Мятущийся зеленоватый свет давал возможность рассмотреть подробности плана. Красной была вторая, и именно к ней протянулась стрелка от ухмыляющейся черепушки.

— Ну что? — спросила Эрика. — Рвём вторую?

— Не знаю, не знаю, — промямлил я. — Глянь, на плане нарисовано всего шесть струн, а тут их штук двадцать. И они вовсе не зеленоватые.

— Хочешь сказать, что мы забрались не в тот подвал?

— Почему не в тот? — испугался я, ведь в таком случае Колька и Говоровская погибли напрасно. — В самый, что ни на есть тот. Давай пробовать.

Мы отошли от центра к выходу и уставились на струны. Теперь-то я порадовался, что в моих руках находилась деревянная шпага. Сухое дерево, как известно, электричество не проводит. Поэтому я бесстрашно ткнул во вторую струну.

Струны зазвенели. Словно китайская музыка ветра. Словно колокольчики в ночи, когда идёшь по волшебному лесу, и колдовские грибы освещают твой путь. Смеясь, ягоды подсказывают тебе верную дорожку, а колокольчики, спрятавшись в тени, звенят и звенят.

Оглушительно, словно два мощнейших пылесоса, взревели трубы у потолка. Моё оружие с треском переломилось и тут же исчезло в злом раструбе. Я и сам с трудом удерживался на ногах. Струны озарились переливчатым, на удивление красивым сиянием. Нежно-зелёным, но не травянистым, а пропитанным голубизной, не желающей смириться, что ей в этом буйстве красок уже не принадлежит первое место. По стенам проплывали волны такого же магического света. Словно я оказался внутри бутылки, по стенам которой стекают струи сильного, но кратковременного дождя, а солнце пробивает толстое стекло всепроникающими лучами.

Только третья струна наливалась багряным светом. Она напоминала каминную спираль, когда та разогреется. Мне даже казалось, что она чуть потрескивает. Но разве мог я расслышать тихий треск за рёвом в два голоса, по громкости приближавшимся к старту космического корабля.

— Мы ошиблись, Эрика! — раздосадовано воскликнул я и повернулся. — Не вторая! Не вторая, а третья!

Эрика исчезла.

Я потрясённо уставился на пустое место. Постойте, но ведь никто не требовал ещё одной жертвы. И никто не грозил наказанием, если я угадаю струну неправильно. Я позвал команду к победе, а привёл к поражению. Эрика стояла под самой трубой. Наверняка, её всосало так быстро, что она даже не успела сообразить, что произошло. Тяга становилась просто невыносимой. Я прыгнул к выходу, надеясь отсидеться в зале. Я планировал вернуться, когда дьявольские пылесосы насытятся и отключатся. Я думал, что обязательно доберусь до Красной Струны. Доберусь, во что бы то ни стало. Только бы найти подходящую деревяшку. Ещё лучше, с крючком на конце, чтобы подцепить эту чёртову струну и дёрнуть изо всех сил. Но планы тут же развеялись. Мои ноги так и не коснулись пола. Я взмывал к потолку. Меня неудержимо притягивал раструб, брат-близнец того, что расправился с Эрикой. Он пронзительно ревел, словно жаловался на вопиющую несправедливость. А может, он просто радовался нашей встрече и был счастлив, что наконец-то выполнит своё предназначение.

В какой-то миг Красная Струна оказалась возле моих глаз.

«Там электричество, — вспомнились мне Колькины слова. — Триста восемьдесят, во! Или нет, даже тысяча. А может и больше».

Интересно, я почувствую, как пальцы расплавятся, или уже не успею?

Это страшно, когда надо прикоснуться к проводу, в котором притаилось много-много вольт.

Это страшно, когда надо выбирать.

А мне уже не было страшно, ведь выбирать не приходилось. Ведь выбор раз и навсегда был сделан, когда молнии утащили Говоровскую и Вострякова. А может, когда исчезла Эрика. Странно, но в секунду, когда Красная Струна развернулась передо мной во всей красе, я чувствовал себя самым настоящим командиром.

Я протянул руки и коснулся страшной струны.

И рёв дьявольских пылесосов тут же утих.

Я рванул струну на себя. И мне вспомнилась финишная ленточка, разрываемая грудью спортсмена. Струна и была финишной лентой нашего приключения. Быть может, миллионы вольт радостно скакнули в моё тело, только я не чувствовал их…

Потому что услышал, как, жалобно дзынькнув, струна порвалась.

Я ещё успел увидеть, как разорванные концы стремительно скручивались колечками многоуровневой спирали.

* * *

Наступает темнота и приходит ночь.

Мысли, разные дела отступают прочь.

Темнота и тайны снов окружают нас.

В сердце древняя любовь ожила сейчас.

* * *